Она напряженно прислушивалась к себе. Как странно стучало ее сердце. Словно размышляло, нужен ли следующий удар, или все, или хватит. Она хотела все успеть. Она должна была все успеть сейчас. Все, что ей снилось последние дни и ночи. Все, о чем Она грезила. Она с трудом протянула руку к своему Солнцу и, беззвучно шевеля губами, попросила его наклониться поближе к ней. Он наклонился, и Она почувствовала, как все, собравшиеся в комнате, напряженно подались вперед. Она, часто дыша и едва справляясь со своим голосом, прошелестела ему на ухо, что ей очень хочется посмотреть на всех, прикоснуться на прощанье. Его губы задрожали, из глаз покатились слезы. Он поднялся, трясущейся рукой вытер щеки и, растерянно моргая, оглядел детей и внуков. Передавать вслух ее просьбу не было нужды. Они сразу все поняли. Кто-то из младших тихо вышел и вернулся в комнату вместе с правнуками. Все собрались возле нее, встали так, чтоб всех было видно. Она протянула руку, и они тоже потянулись к ней. Ее дрожащие пальцы заскользили по маленьким детским ручкам, таким теплым, таким нежным; по рукам их родителей, заботливым, полным силы, полным жизни; коснулись натруженных рук детей, шершавых, уже покрытых морщинами, но таких родных. Ей хотелось гладить их по щекам и волосам, прижимать к сердцу, но сил на это уже не было. Она еле слышно шептала: «Спасибо, мои хорошие, спасибо». Оттого, что они были рядом, в комнате стало как будто светлее. Во всяком случае, ей так казалось. Слезы, застилающие ее глаза, превращали родные лица, освещенные нежным желтым светом, в сияющие золотистые лики. Это было похоже на счастье. Было бы. Если бы не должно было закончиться так скоро.
Она опустила руку и посмотрела на своего любимого. Он сказал, что Она просит всех выйти. Он давно уже понимал ее без слов. Правнуки, явно чувствовавшие в ее присутствии тревогу, объяснить которую себе они еще не могли, быстро выскользнули за дверь. Внуки выходили, нерешительно оглядываясь. Дети шли, ссутулившись, вытирая слезы, поддерживали друг друга. Она смотрела им вслед. Смотрела, как они выходят из ее темной комнаты в ярко освещенную квартиру, словно пересекают границу иного мира. Сколько раз Она видела в других снах нечто подобное. Люди, уходящие в свет. Какие странные мысли посещали ее перед смертным часом…
Сейчас Она хотела побыть наедине со своим любимым, тем кто на долгие годы стал светом для нее. Да, насмотреться, надышаться, хотя так, конечно, не бывает. Он сел на край ее кровати. Наклонился низко-низко, прижался мокрой щекою к ее щеке. Нежность в ее груди поднялась высокой волной и с новой силой хлынула слезами из глаз. Она отодвинула его чуть-чуть и посмотрела в глаза гаснущим взглядом. Ей так не хотелось прощаться. Вся их жизнь со всеми радостями и печалями, трудностями и победами, казалась ей сейчас одним счастливым днем. Она гладила его по щеке, а из его глаз тоже катились и катились слезы. Она слабо потянулась к нему, и он снова прижался к ней щекой. Она прильнула холодеющими губами и плакала. Не от страха, нет. От жалости. К нему и к себе. Как же он без нее? Как же Она без него? Как же Она без них всех? Таких нужных, таких любимых, таких родных… Одна… Она никогда не была одна…
Вдохнув так глубоко, как только могла, собрав последние силы, Она горячо и нежно прошептала ему на ухо:
- Солнце, прости меня. За все. Я так тебя люблю…. – и погрузилась во тьму.
Тьма подхватила ее в мягкие ладони и аккуратно опустила, как каплю, в невесомый водоворот. Не упругий, не вязкий, не мягкий, не жесткий, не легкий, не колкий… Неосязаемый… Никакой… Наверное, таким и должен быть беспросветный мрак, наступающий после жизни. Водоворот кружил ее, то ли затягивая все глубже, то ли поднимая все выше. Мчал все быстрее, сжимал все сильнее. Сперва он содрогался от звука горестных всхлипов и стонов отчаянья, где кто-то звал ее по имени, кто-то кричал «Мама!», но с каждым мгновеньем голоса становились тише, сплетались, сливались друг с другом, превращаясь в невнятное бормотание. Бормотание стало утробным гулом. Гул качался, кружил вместе с нею в водовороте, становился все выше и выше, покуда не перерос в невообразимой высоты и кристальной чистоты звон. Звон рассыпался на осколки детского смеха, звона гитарных струн, птичье пенье, плеск воды и какие-то другие, родные, волнующие душу и тревожащие остывающую память звуки.
И вместе с этими знакомыми звуками мрак начал вспыхивать цветными пятнами, яркими, радужными, завораживающими. Водоворот подхватывал их, тащил за собой, заставляя вращаться. Быстрее и быстрее. Полыхающая радуга вытягивалась, размывалась, кружилась, сливая цвета воедино. Быстрее, быстрее, быстрее. До тех пор, пока они не превратились в белое сияние. Чистое, холодное и бездонное. Как вечное небо в окне. А мрак сжался в точку и стремительно уносился то ли вверх, то ли вниз. В прошлое? В будущее? В небытие? И оттуда провожали ее тоскливым взглядом серо-зеленые глаза. Глаза ее Солнца. Ее Солнца? Кто это? Она никак не могла вспомнить. Понимала только, что этот человек очень многое значит для нее, что он дорог ее сердцу. Где-то там, то ли в прошлом, то ли в будущем. Где-то там. За пределами сна.