Собственно, это была последняя более-менее разумная мысль. После нее Она погрузилась в тяжелое забытье. Должно быть, роль сыграло еще и долгое пешее путешествие и ожидание под снегопадом. Так или иначе, у нее поднялась температура. И следующую пару дней Она провела в постели, свернувшись клубком и тихо постанывая. Она не слишком четко помнила эти дни, но когда пыталась мысленно воспроизвести их, видела соломенного цвета с рыжим оттенком волосы Окружного, щекотавшие к тому же ее щеку, когда он наклонялся и прикасался губами к ее лбу.
Через несколько дней Она окрепла достаточно, чтобы ей разрешили выходить на улицу. И компания продолжила прогулки по Костроме. К тому же нарисовалась возможность записать альбом в домашней студии одного костромского деятеля. Быстро был составлен плей-лист и назначена дата.
Запись. В квартире – никого лишнего, чтобы – не дай бог! – случайным чихом-охом-вздохом не испортить дубль. Отключены телефоны и дверной звонок. Она – у микрофона, хозяин – в наушниках за пультом. Несколько часов напряженной работы – и концептуальный альбом готов. На записи, конечно, было слышно, что Она не вполне здорова, но это придавало звуку даже какое-то своеобразие. Словом, все остались довольны. Сделали список на кассету и вместе с друзьями отправились слушать туда, где могло собраться ОЧЕНЬ много народу без ущерба для психики старшего поколения. На радостях Она решила прогуляться босиком по снегу и немедленно разулась, несмотря на протесты и увещевания друзей. Правда, вскоре осознала их правоту. Особенно потому, что рыхлого снега на их пути было совсем немного, и шлепать пришлось по хорошо утрамбованному, схватившемуся даже ледяной коркой.
Когда добрались до места и сели слушать запись, Она почувствовала, что ноги буквально горят. Друзья притащили тазик с прохладной водой. Полегчало. Но уже минут через пять вода нагрелась до комнатной температуры. Это прилично позабавило всех. Шутили, мол, на тебе можно чай вскипятить. Но по пути домой выяснилось, что ситуация не такая уж и смешная: каждый шаг причинял ей боль. Одна из девочек, которая тоже время от времени вписывала у себя тусовщиков, сказала, что ее мама – врач, поэтому надо идти к ней. Пошли. Мама взглянула на ноги и тут же диагностировала небольшое обморожение. Принесла мази и шерстяные носки, и сказала, что никуда не отпустит, пока не вылечит.
Следующие несколько дней жили у Енота – так называли девочку. Вечерами выходили в подъезд, иногда с гитарой. Соседи быстро привыкли к их компании и ничего не имели против. Позже положенного они не шумели, пели вполне красиво, даже с многоголосьем, в подъезде не мусорили, стены не разрисовывали, вежливо здоровались и если нужно было помочь поднять по лестнице что-нибудь тяжелое, например, коляску с младенцем, никогда не отказывали.
Ноги заживали быстро. Вскоре на ступнях образовалась воздушная подушка, а еще день спустя – лопнула, и Она ходила, присвистывая, как ежик с дырочкой в правом боку. Это музыкальное сопровождение невозможно веселило окружающих. Все были в приподнятом настроении. Общее возбуждение вызывала предстоящая поездка в Питер. Часть народу собиралась ехать на концерт «Алисы», а часть – просто намеревалась познакомиться с культурной столицей. Ехать решили электричками – «на собаках», как было принято говорить в этой среде. По дороге запланировали переночевать у нее дома.
Визиту этому мама обрадовалась, несмотря на то, что компания была довольно внушительная. Сидели, говорили, шутили, рассказывали о своем житье-бытье, пили чай, покормились, чем бог послал. Спать в своей постели Она отказалась, и устроилась вместе с друзьями на полу в кухне. Охваченные какой-то странной, необъяснимой радостью, хихикали и долго не могли заснуть, но утром поднялись по будильнику без малейших проблем. Тепло простились и отправились на вокзал. Правда, не все. Приболевший Москвич остался, чтобы подлечиться, а потом отправиться на побывку к родным пенатам. Ее мама ничего не имела против: хороший скромный мальчик, приятный собеседник. Особенно для человека, не привыкшего, но вынужденного жить в одиночестве.
Друзья тем временем погрузились в электричку. Им как-то удивительно легко удалось отбояриться от контролера, который даже присел и послушал немного, как они поют. Видимо, сочтя песни достаточной оплатой проезда, он попросил их не дебоширить, и предупредил, что если пойдет ревизор, помочь им вряд ли кто сможет. Ревизор не ходил. До места добрались весело и без приключений. Бегом помчались с перрона на перрон, чтобы пересесть на следующую электричку.