Сквозь пелену прорвался светлый луч, и где-то впереди мелькнула тень. Знакомый силуэт. Повеял свежий ветер. Клубящееся нечто опало, и Она увидела его. Он улыбался и протягивал ей руку. На душе было так светло и спокойно, как не было уже давно…
Или это был не сон?
Проснулась утром с совершенно пустой головой. Бесцельно послонялась по квартире. Допивая третью чашку кофе, вспомнила о тексте, написанном накануне. Достала блокнот, пробежала глазами текст. Мелодия зазвучала в голове сама. Оставалось только взять гитару и подобрать аккорды. Получилось нечто, несущееся вскачь, бурное и взрывное, рвущееся, как бабочка из паучьих пут, хлещущее и полыхающее. Сыграв песню несколько раз, Она откинулась на спинку стула. По телу проносилась судорожная дрожь, словно Она долго плакала. Но на душе стало светлее.
Через несколько дней должна была состояться запись на местном телевидении. Ее друг, Поэт, работавший там, вместе с соратниками инициировали большой марафон в помощь фонду защиты архитектурных памятников родного города. Их пригласили поучаствовать. Она согласилась, а Он отказался. Хотя обещал помочь с инструментом.
В назначенное время приехали в телестудию. Суета кругом была неимоверная. Мимо сновали озабоченные люди – режиссеры, операторы, гримеры. За ними то и дело бросались озабоченные руководители приглашенных коллективов, задавали какие-то вопросы. Ходили и бегали какие-то дети в костюмах, подростки и взрослые люди с инструментами в массивных кофрах. Они в нерешительности потоптались на пороге. Участников, похоже, никто не встречал. Она подошла к вахтеру и спросила, как найти Поэта, пригласившего ее. Ей написали на бумажке номер внутреннего телефона и молча указали на аппарат, висевший на стене. Она позвонила. Вскоре в холл выскочил взъерошенный Поэт, сунул ей в руки пропуск, извинился, мол, два не получится – только для участников – и снова убежал. Он проверил, настроена ли гитара, обещал подождать и пожелал ей удачи. Поцелуй в щеку вышел каким-то печальным, и взгляд его был нездешне-отстраненным. У дверей Она оглянулась, улыбнулась смущенно и вошла внутрь.
Внутри тоже сновали и бегали, и приставали с вопросами. Ее схватили за руку и потащили в гримерную. Сказали, когда надо будет – позовут. Ждала долго. Сама запись для нее не была уже в новинку: темная студия, бьющие чересчур ярким светом в глаза прожектора, от которых распространялся еще и нестерпимый жар. Постоянно расстраивающаяся гитара. Несколько дублей. Вопросы. Ответы. Теплое прощание с Поэтом и режиссером.
Вырвавшись, наконец, на волю, Она не увидела его в холле студии. Испугалась. Она пугалась всегда, когда теряла его из виду. Всегда, когда приходилось поворачиваться к нему спиной. Возникал мерзкий холодок меж лопаток, ощущение пустоты. Она жила его взглядом, его голосом, его прикосновениями и объятиями, и отрываясь от них, чувствовала себя неуютно. Выйдя на улицу, увидела его, стоящего на крыльце. Успокоилась. Окликнула. Он обернулся и улыбнулся ей навстречу. Мир снова обрел цвет и звук, засиял весенними лучами. Она подошла к нему, посмотрела в глаза и нырнула в любимую серо-голубую бездну. Он повесил гитару на плечо, взял ее за руку. Шагать рядом было так легко! Казалось, что под ногами начинает зеленеть трава, и расцветают цветы…
Дни проходили за днями. Счастливые, светлые! Встречаясь, бросались друг другу в объятья, и казалось, оставались сплетенными все время. Что бы ни делали. Куда бы ни шли. На репетициях друзья подтрунивали над их способностью понимать друг друга с полуслова, с полувзгляда. Ускоренными темпами готовили новую программу. Уже в мае ожидалось много выступлений.
Незаметно подкрался день эфира марафона. Смотреть поехали к ней. Сделали кофе и бутербродов и удобно устроились на диване, обнявшись. Положив голову на его плечо, Она чувствовала, что Он как-то странно напряжен, и не могла понять, почему. Не могла понять, почему Он говорит так сухо и смотрит так отрешенно. Нет, Она вовсе не ожидала каких-то восторгов по поводу своего выступления, и смотрела скорее для того, чтобы оценить со стороны, а не потешить тщеславие. Однако его скованность, похоже, не имела к передаче никакого отношения, природа ее была непонятна и оттого тревожила. Выключив телевизор, Она прижалась к нему сильнее и посмотрела в глаза. Хотела улыбнуться, но у нее не получилось. Он прижался губами к ее лбу и замер. Тепло волнами лилось по ее телу от этого прикосновения. Странные мысли теснились в ее голове, и текли желания сладкие, как мед, горящие янтарем и солнцем. Вдруг Он отстранился и, взяв обеими руками за плечи, отодвинул ее от себя. Посмотрел так, словно видел ее впервые, словно заметил в ее лице нечто такое, что раньше ускользало от его внимания, но сейчас оказалось важным, и Он во что бы то ни стало хотел запомнить это в мельчайших подробностях. Она казалась себе мягкой, легкой, почти невесомой, и была послушна каждому его движению. Он встал и протянул к ней руки, и Она скользнула в его объятия, прижалась и затрепетала. Он легко подхватил ее и нежно опустил на мягкую перину кровати, сел рядом и наклонился над нею. Светлые волосы защекотали ее лицо. Она обнимала, сцепив пальцы на его шее. А Он глядел так тревожно, что казалось, воздух звенит вокруг. Тихо, почти одними губами, спросил: