Солнце катилось на концерт, который организовал один из знакомых музыкантов в школе – там работала вожатой его знакомая. Зажигали так, как зажигают только счастливые люди, бесконечно влюбленные в музыку. Школьники-подростки смотрели во все глаза на странно одетых людей, собравшихся в зале и выходивших на сцену, впитывали, как губка, потоки искренности, усиленные звуком электрогитар. После концерта фотографировались на крыльце. Завершить событие решили шумным афтепати, которое согласилась приютить в своей квартире их новая знакомая – та самая вожатая – улыбчивая девушка с шикарной гривой густых каштановых волос и искристыми черными глазами. Родители ее были на даче, соседи – вполне лояльные. Веселиться можно было хоть до утра. Что, собственно, музыканты и делали. Традиционно пели, традиционно пили, традиционно гитара переходила из рук в руки.
Народу в кухне становилось все меньше. Но все еще наполнялись стопки, и все еще перебирались струны. Ее начало клонить в сон. Девушка выделила им комнату родителей, и Она, раздевшись, упала в мягкую белоснежность и заснула. Видений не было. Сквозь сон Она еще долго слышала звон посуды и тихий разговор, и словно сквозь неплотно сомкнутые ресницы видела полоску света под дверью. Он пришел, когда за окном уже забрезжил рассвет. Тихо разделся и лег рядом. Сгреб ее в объятия и притянул к себе. Она засияла и доверчиво потянулась к нему, но почувствовала в прикосновениях что-то новое. Что-то жесткое. Он хватал ее поцелуи резко и нервно, словно откусывал и спешил проглотить. Он обрывал ее ласки, как лепестки с цветка и словно ждал, что Она вот-вот начнет кровоточить. Он сжимал ее так, словно хотел задушить.
Исхлестанная постель была оставлена утром без сожаления. В ней не хотелось нежиться и потягиваться, не хотелось зарыться в одеяло и мурлыкать. Вскочили, оделись и вышли на кухню. Пробуждались друзья. Завтракали, пили чай, прощались и уходили. Она ждала, что Он тоже скажет ей «Пойдем», но Он не спешил. Вскоре в квартире не осталось никого, кроме них и хозяйки. Они помогали навести порядок. Мыли посуду, собирали остатки ночного пира. Девушка попросила помочь ей вытрясти половики, и они согласились. Собрали, свернули в рулончики и вышли на улицу. Трясли молча, морщась и кашляя от летящей пыли. Снова свернули в аккуратные рулончики, помедлили у подъезда. Она пристально рассматривала его лицо. Что-то изменилось в нем в эту ночь. Он старательно отводил взгляд, стараясь не смотреть ей в глаза, словно боялся чего-то. Потупившись, сказал тихо:
- Ты не жди меня. Я обещал помочь с уборкой.
- Хорошо, - сказала Она спокойно.
Она видела и чувствовала, что Он врет. Конечно, обещание помощи могло быть правдой, но дело тут было явно не в этом. Вернувшись в квартиру, Она, улыбаясь, попрощалась, взяла сумку и ушла. Дверь подъезда хлопнула за спиной. А ей показалось, что это захлопнулась дверь за ее Весной, за ее Летом, за ее Солнцем. Ей послышался стук колес и почудилось покачивание вагона. Она попыталась прогнать горькие мысли, но получалось это слабо. На глаза навернулись слезы. Что-то ломалось в ее душе, оседало и осыпалось. Она не знала, что ей делать. Уйти? Остаться? Бросить все и бежать? Снова сесть на поезд и уехать? Может, ей показался этот холод? Может, Она сумеет вернуть, согреть, зажечь и снова сиять? Солнце… где же ты, солнце?.. Что-то светило с небес, но Она не чувствовала тепла. Шелестели листья и щебетали птицы, но Она не слышала этих звуков.
Или ей это только приснилось?
ДЕЖАВЮ
ДЕЖАВЮ
Тебя звали день, но сегодня ты ночь,
А завтра ты будешь чем-то другим.
Я буду с тобой чай до одури пить,
А после укроюсь лишь ветром одним.
Ну подумай ещё, что ты можешь сказать,
Или мне пора уходить.
Почему на прощанье ты мне задумала в чай
Не заварки, а яду налить.
Мне немного знаком запах мяты и сна.
Я готов послать всё к чертям.
Это просто смешно, но я чувствую, как
С языков наших сыплется хлам.
Отстучали в углу ровно полночь часы.
Боже, как болит голова!
Ты протянешь мне шарф, я надену пальто,
А за дверью скажу тебе эти слова:
Я напрасно распахнул эту дверь.
Мне достаточно всех прочих потерь.
Я уйду, не обронив ни следа.
Я не умею играть с такими, как ты.
О, да!
А. Якущенко «Я не умею играть»
Ей снился сон.
Она бежала под проливным дождем. Небо, затянутое тяжелыми тучами, то и дело содрогалось от раскатов грома. Серая стена дождя была настолько плотной, что за нею не было видно ни зги. Струи тяжело обрушивались на ее плечи, заставляя сутулиться и сжиматься. Одежда была уже настолько мокрой, что не могла больше впитать ни капли влаги, и вода беспрепятственно скользила по ее телу, словно Она плыла против течения по вертикальной реке. Дрожа от холода, задыхаясь и щурясь, Она бежала, не разбирая дороги. Грязь противно чавкала у нее под ногами. Туфли совершенно промокли, раскисли и перестали походить на обувь. Она сбросила их, и побежала босиком, меся хлюпающую жижу. Время от времени на ее пути встречались какие-то постройки – то большие, то маленькие. Она пыталась достучаться в окна и двери, кричала, просила помочь ей, пустить переждать ливень, но никто не отозвался. Возможно, ее просто не слышали из-за раскатов грома и барабанящих по крышам и карнизам струй. Возможно, люди были слишком заняты своими делами, и не обращали внимания на шум, доносившийся с улицы. Или их просто не было дома? Возможно, люди просто боялись пускать в дом незнакомую девушку – мало ли, что у нее на уме? И ей ничего не оставалось, как брести дальше, дрожа и плача в безжалостно холодных объятьях дождя.