Кто-то коснулся ее плеча.
- Ты с ума сошла – так пугать? – сказал Криптик, присел рядом на корточки и заглянул ей в глаза, - Вернулись из магазина, а тебя нет. И никто не видел, когда ты ушла.
- А что, это так важно? – разозлилась Она, - Ушла и ушла.
- А как же тортик? – Криптик по своему обыкновению пытался шутить.
- Переживу как-нибудь.
- А он не переживет, он расстроится, будет плакать и прокиснет. Как же мы-то будем есть кислый тортик?
Она чувствовала, что Криптик пришел не один, но упорно не поднимала головы, чтобы не видеть того, кого ей хотелось видеть больше всего на свете. Напряжение росло, и росло раздражение. И нужен был только повод, чтобы эта лавина обрушилась с заснеженных вершин и погребла под собой остатки приязни, сочувствия и, возможно, любви. Скорее всего, Он понимал это, тем не менее решительно шагнул вперед и сказал Криптику:
- Хватит. Не слушай ее. Она совсем замерзла. Она простудится. – И, крепко взяв ее за локоть, потянул к себе. Она вскочила и начала вырываться, глаза метали молнии, из горла рвался рык:
- Не трогай меня! Пусти! Я никуда не пойду! Я поеду домой! Я хочу домой!
Он обхватил ее и крепко прижал к себе, не давая махать руками. Но чем крепче Он прижимал ее, тем сильнее Она сопротивлялась.
- Криптик, возьми ее ты, и пойдем, - распорядился Он и буквально передал ее в руки товарища. Она тут же обмякла, повисла на друге и поплелась, отчаянно всхлипывая и вытирая слезы, которые старательно слизывал со щек холодный ветер. Он шел следом.
Ее снова привели в квартиру, помогли раздеться и проводили в комнату Криптика, намереваясь уложить в постель. Друг вышел, закрыв за собой дверь и оставив их наедине. Молчали в темноте. Она глотала слезы и ждала. Сама не знала, чего.
- Зачем ты так? – спросил Он.
- Как – «так»? – съязвила Она.
- Ты же знаешь… Ну, прости, так получилось. Да, вот такой я. И не достоин твоей любви.
Она молча смотрела в темноту.
- Ты хочешь снова уйти? – спросил Он отстраненно, но чувствовалось, что готовится услышать худшее.
- Хочу. Но не могу. Я дала слово.
Говорить, собственно, было больше не о чем. Он сидел рядом, словно не решаясь встать и уйти. Хотел было положить ладонь поверх ее пальцев, но Она отдернула руку так, словно боялась обжечься. Даже в темноте было видно, что лицо его исказила гримаса боли. Он опустил голову и несколько раз моргнул, стараясь сдержать подступившие слезы. Дернулся уголок губ. Тело колотила мелкая дрожь. Она не двигалась. Молчала и ждала, когда Он уйдет. Он встал, подошел к двери и оглянулся, словно хотел что-то сказать. Но не сказал. И вышел.
Она повернулась лицом к стене. Не было слез. Не было чувств. Не было сна.
Вошел Криптик. Присел на краешек кровати и вздохнул:
- Он не придет к тебе.
- Я знаю. Он ушел.
Что-то еще говорить было бессмысленно. Криптик вернулся к гостям, намеревавшимся остаться у него на ночь. Вскоре до ее слуха донеслись их приготовления ко сну. Минут двадцать тихой возни и хихиканья – и все стихло. Хозяин комнаты вошел на цыпочках, устроился на кровати с краю и укрылся покрывалом.
Дни снова помчались галопом. Начались репетиции. Собирались дома у Ляли или дома у барабанщика. И все было именно так, как Она предполагала. Ах, если бы связь между ними действительно порвалась! Окончательно и бесповоротно! Насколько проще бы тогда все было. Только нечто, тянувшееся от одного сердца к другому, не желало сдаваться, натягивалось все сильнее, причиняя боль. Обоим. Тем не менее, они стойко держали дистанцию. Правда, Он всерьез побаивался вспышек ее гнева. В такие минуты Он словно замирал и старался ей не перечить. Когда же гроза начинала сходить на «нет», бросал неопределенно: «Ведьма!» - и было непонятно, чего больше в этой фразе: иронии, страха или восхищения. Зато она прекрасно разряжала обстановку, потому что смешила ее до крайности. Она начинала хохотать низким грудным голосом, запрокинув голову и раскачиваясь.