Но едва его пальцы коснулись стебля цветка, как ветер сорвал с него воздушный наряд, закружил в воздухе и унес прочь. Улыбка ее стала грустной, сияние глаз погасло. Она сделала шаг и оказалась под сенью арки. Он хотел последовать за нею. Однако на пути его возникла незримая преграда. Она была прочна и непроходима. Он толкал ее, стучал в нее кулаками, но не мог преодолеть. Она испугалась, кинулась к нему и ударилась грудью о холодное жесткое нечто, невидимое глазом. Заплакала.
Так стояли они, разделенные, глядя друг другу в глаза. Говорили, но не слышали друг друга. Соединяли ладони, но не чувствовали тепла.
Или это был не сон?
Она проснулась с сильно бьющимся сердцем. Хотелось бежать к нему, убедиться, что все в порядке. Выпила кофе, собралась и вышла на улицу.
И поехала на работу. Сердце рвалось на куски от отчаяния, но Она знала, что сейчас приедет в школу и будет, улыбаясь, встречать детей. Знала, что ее закружит дневная суета, а после занятий будет генеральная репетиция новогодней сказки и массовки у елки. А вечером зайдет к нему, в каморку, где репетировал ВИА, перебросится парой ничего не значащих фраз и уйдет. В декабрь. В стужу. Во мрак.
Проезжая мимо его дома, по привычке нашла глазами его окно. В нем горел свет. Горькое воспоминание подхватило ее и увлекло в пучину. В тот день, точнее, в ту ночь, когда…
Когда боль отчуждения, казалось, достигла пика, и стала невыносимой, захотелось закончить все. Быстро. Разом. Она зашла в аптеку и купила таблетки. Смешные таблетки от кашля. Ей однажды выписали такие, но принимать их оказалось совершенно невозможно, потому что побочные действия навалились на нее веселой толпой и устроили хоровод. Головокружение, тошнота, потеря равновесия, потеря сознания… Тогда, после приема первой таблетки, Она упала и лежала на полу, совершенно беспомощная, утопая в кружащемся вихре мира, погружаясь все глубже, пока мрак беспамятства не освободил ее сознание от этого безумного вращения. Теперь ей подумалось, что это – выход. Или вход. В какой-нибудь покой. Только таблеток надо взять больше.
С двумя упаковками в кармане бродила по городу. Постояла на Перекрестке, дошла до подсобки, прошла мимо Лялиного дома. Вспоминала. Улыбалась. Вечером приехала к его дому. Смотрела на светящееся окно. Вошла в подъезд и стала подниматься пешком по лестнице.
Дом спал. Она ступала как можно тише, чтобы не потревожить его покой. Было страшно? Наверное, было. Она уже точно не помнила. Просто все – время, пространство, свет, стук сердца – стало тягучим, медленным и липким. Она присела на ступеньку, достала блокнот и быстро записала:
На восьмой этаж, как на плаху,
Поднималась моя душа.
Каждый шаг замирал от страха
И прислушивался, не дыша.
Я смотрела вперед спокойно –
Как казалось дрожащей мне –
Так шагают вниз с колокольни,
Успокоенные вполне.
Утопая в своем бессилье,
У упрямства на поводу –
Со слезами назад просила,
Но вперед и вперед иду,
Жгу ладони в пламени страха,
С наслаждением, не спеша.
На восьмой этаж, как на плаху,
Поднималась моя душа.
Вздохнула и пошла дальше. В пути была еще пара таких остановок, но вот, наконец, ее цель – закуток на восьмом этаже. За стеной – его квартира. Там – умиротворение и тишина. Здесь – сумрак и холод.
Не позволяя себе бояться, открыла упаковку и проглотила таблетки, одну за другой. Пожалела, что не взяла с собой воды: в сухую глотать оказалось сложно. В горле совсем пересохло, и вторую упаковку Она не осилила. Достала из кармана ключ, нацарапала на стене дату и поставила крест. Прислонилась спиной к стене и закрыла глаза. Повторяла мысленно: «Господи, прости!» Старалась не думать больше ни о чем.
Головокружение и озноб не заставили себя ждать. Пальцы похолодели. Она почувствовала, как гулко и неровно колотится сердце, как ухает и булькает, словно погруженное в вязкую жидкость. Она открыла глаза и увидела перед собой… кромешную тьму. Тьму, в которую не пробивался свет окружавшего ее мира. Никакой. Даже свет лампы на лестничной площадке. Она вздохнула: «Кажется, началось», - и попыталась расслабиться совершенно. Постепенно перестала чувствовать ноги и руки. Холод и озноб исчезли. Черная пустота приняла ее в свои мягкие ладони и стала бережно погружать в неосязаемое нечто, обволакивавшее ее тело.