Когда ладони пустоты отпустили ее, началось падение. Быстрое или медленное – невозможно было понять. И вдруг где-то вдалеке, на границе все плотнее сжимающегося мрака, вспыхнул свет. И в этом свете Она увидела Маму и Сестренку, смотревших на нее широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Сознание вернулось внезапно, и мгновенно развернуло перед внутренним взором картинку: утром открывается дверь, на площадку выходят Мама и Сестренка. Мама замечает ее, сидящую у стены. Качает головой, говорит: «Ну что ж ты в подъезде-то, дурочка!» Подходит, трясет за плечо, желая разбудить. А ее тело мешком валится на бок. Мама хватает ее за запястье, пытаясь нащупать пульс. Кричит, зовет ее по имени. Зовет Папу, зовет его. Сестренка начинает громко плакать от страха. Выбегает Папа, бросается к ней, распахивает шубейку и пытается нащупать пульс на шее. Он стоит у двери и смотрит. В глазах его – боль. Губы дрожат. Мама плачет, обнимая ревущую Сестренку…
Разве Она имеет право так поступить с ними? Допустим, горе матери, потерявшей единственную дочь, понятно, объяснимо и закономерно. Крайне жестоко, но все же осмысливаемо. Почему-то, уходя, Она совершенно не думала о ней. Может быть, потому, что не ей должен был выпасть первый миг созерцания утраты. Допустим, Он будет жить с чувством вины. Что ж, заодно посмотрит, как бывает, когда уходят. Не пожилые уходят, не пожившие, а такие, как Он. По отношению к нему это тоже жестоко, но тоже осмысливаемо. Но Мама, Папа и Сестренка не заслужили такого удара. Они любили ее, как родную. Приняли ее не только в доме, но и в своем сердце. За что же Она так с ними?
Эта мысль заставила ее напрячься и попытаться прервать падение. Это было не так-то легко. Черная бездна немедленно перестала быть мягкой и ласковой и превратилась в чавкающую жижу, облепившую ее со всех сторон, заливающую рот и нос, не позволяя вдохнуть. Она отплевывалась изо всех сил, скользила, но продолжала цепляться и карабкаться вверх, к свету, к двум зовущим взглядам. И эта борьба увенчалась успехом. Она заставила себя быстро дышать, и сердце забилось скорей и ровнее. Вернулась чувствительность в руках. Вернулось зрение, и тусклый свет на площадке буквально ослепил ее. Сощурилась. Глядела через сеть ресниц. Ноги по-прежнему не слушались, и пришлось ползти. Она щипала их, колотила кулаком и все же добилась того, чтобы, добравшись до двери, подняться, хватаясь за шершавую стену, и дотянуться до звонка. Конечно, ей было очень стыдно тревожить глухой ночью дорогих ее сердцу людей, но по-другому сейчас было никак. Почему Она не подумала об этом раньше? Просто ей хотелось в этот момент быть рядом с ним. Может быть, улетая, коснуться краешка его сна. Может быть, увидеть его безмятежно сомкнутые ресницы.
Дверь открыл Он. Посмотрел удивленно и раздраженно:
- Ты пьяная, что ли?
- Нет. Прости. Я отравилась, – заплетающимся языком пролепетала Она, - мне нужна вода.
Он впустил ее в квартиру, помог раздеться. Усадил на кухне и налил кружку воды. Она жадно осушила ее и, усмехнувшись, сказала:
- Мне нужно много воды. И в туалет.
Он налил ей еще кружку и проводил, придерживая за локоть, попросил не запирать дверь. Глотая воду и совершая манипуляции, соответствующие промыванию желудка, Она все же слышала, как Он тихо вошел в комнату родителей и, выйдя оттуда, тихо совещался с Мамой. Мама воскликнула: «Дура! Вот дура!» - и побежала на кухню. Полилась вода, захлопали дверцы шкафчиков, зазвенела ложечка. Ей принесли банку с раствором марганцовки. Она отдала пустую кружку, взяла раствор, поблагодарила и продолжила. Вспомнила, как в институте, на занятиях по медицине, преподаватель говорил: « Если надумаете травиться, представьте себе трехлитровую банку с раствором марганцовки. Возможно, передумаете». Эта мысль заставила ее тихо рассмеяться.
Некоторое время спустя Он тихо постучал, приоткрыл дверь и спросил:
- Ты все?
- Не знаю. Кажется, да.
- Идем, - сказал Он, помог ей подняться и отвел в свою комнату. Она хотела опуститься на пол, но Он не позволил ей этого, посадил на диван, аккуратно раздел и уложил в постель. В комнату вошла Мама, принесла тазик с водой и поставила его возле дивана. Качая головой, все повторяла: «Вот дура!» - совсем не зло, не раздраженно. С сочувствием и сожалением. Заставила ее выпить какую-то таблетку и вышла. Он вышел за ней. Послышался быстрый шепот, но слов Она разобрать не смогла. Мама вернулась в свою комнату. Он вошел к ней, присел рядом, спросил:
-Что пила?
Она, с трудом выговаривавшая простые слова, вдруг совершенно отчетливо и точно произнесла сложное название этих таблеток, словно долго повторяла его про себя. Он усмехнулся: