Ей снился сон.
Теплый луч упал на ее лицо и щекотал сомкнутые ресницы. Открыв глаза, Она увидела, что лежит в белоснежной постели, утопая в подушках, укутанная мягчайшим одеялом. Он сидел рядом с ней. Он сиял. Молчал и улыбался. Губы его подрагивали, словно Он хотел что-то сказать, но не решался. Он улыбался, а в глазах была такая тоска, словно Он прощался с нею навсегда. Она хотела взять его за руку, но не решилась. Они просто смотрели друг на друга и не могли наглядеться.
Вдруг в комнату вбежала маленькая девочка в белых одеяниях. Легко скользя, она подбежала к нему, и Он подхватил ее на руки, прижался щекой к маленькой щечке. Их золотые волосы переплелись, глаза излучали свет. Они смотрели на нее и улыбались. Потом он встал, держа малышку на руках, и пошел вперед, куда-то в неясную белизну. Золотоволосая кроха выглядывала из-за его плеча и махала ей маленькой ручкой. Он не оглядывался, уходил. Она хотела встать с постели, но не смогла. Тянула к ним руки. Сияние вспыхнуло впереди и окутало уходящих. Она утопала в бесконечно мягкой белизне подушек, перестав ощущать свое тело, свою душу, свое существо…
Или это был не сон?
Вынырнув из проклятого белого видения, Она постаралась унять дрожь и встала. День как день. Сейчас Она приедет на работу и сядет за сценарий. Днем надо показать план мероприятия своему завучу по внеклассной работе. Вечером Она увидит его на репетиции ВИА. Увидит его! Вечером! Сегодня!
Сердце снова попыталось застучать в два раза быстрее, и пришлось помедлить на пороге, чтобы унять дрожь. Открыла дверь. Повернула ключ в замке. Лифт. Подъезд. Улица. Снегопад. Остановка.
Среди ожидающих автобуса увидела знакомого парня. Она была безумно влюблена в него где-то на границе детства и ранней юности. Возможно, он даже знал об этом. Возможно, Она тоже нравилась ему. Однажды в пионерском лагере они танцевали. И ее ладони почему-то до сих пор помнили его упругие плечи. Потом они случайно встречались несколько раз, обменивались смущенными улыбками и проходили мимо. Вот и сейчас он посмотрел ей в глаза, улыбнулся смущенно и кивнул. Она улыбнулась и кивнула в ответ. А сердце сжалось от дурного предчувствия. Ведь каждый раз, когда случались эти мимолетные встречи, роман, круживший и увлекавший в тот момент ее душу, моментально заканчивался. Бурной ссорой или спокойным прощанием, но заканчивался. Обрывался резко, одномоментно. «Почему ты встретился сейчас, мальчик? Ты хочешь отнять его у меня?»
Автобус. Троллейбус. Школа. Пустой кабинет. Она разложила тетрадь на стуле – столов в кабинете по-прежнему не было – устроилась на полу, подложив под колени кожаное сиденье от старого вращающегося кресла, и углубилась в написание сценария. Это занятие отвлекло ее от дурных мыслей. Вскоре в кабинет потянулись дети. Она улыбалась им. Текли спокойные разговоры.
В кабинет вошла Другая Девушка. Ее приход, как правило, не сулил ничего хорошего. Разговоры мгновенно смолкли. Градус напряжения прыгнул вверх и явно зашкалил. Другая Девушка посмотрела на нее странным взглядом и тихо сказала:
- Вчера вечером… Он… умер…
Она не поняла ее слов:
- То есть как? В каком смысле?
- В прямом. Покончил с собой.
- Это очень злая шутка.
- Это, к сожалению, не шутка.
Она стояла, пригвожденная к полу этими словами. Мысли пытались соединить между собой два понятия: «Он» и «умер» - и не могли. Как же так? Почему? За что? Похолодевшими губами Она беззвучно повторяла: «Он… умер… Он… умер… умер… Он…». Дети замерли и побледнели, тоже придавленные этим известием. А Она будто разделилась на два существа: первое без сил опустилось на пол и сжалось у стены, а второе закричало страшно: «Нет! Нет! Не может быть! Неправда! Пожалуйста, скажи, что это неправда!» - и рухнув на колени, раскачивалось из стороны в сторону. Казалось, оно хотело разорвать грудь, чтобы выплеснуть не помещавшееся в ней отчаяние. Казалось, оно хочет найти выход куда-нибудь, где нет этой бесконечной боли, и бьется о стены, слепое и беспомощное. Казалось, оно хочет раствориться, утечь в землю, и извивается на полу, как червь, раздавленное ужасом безысходности. Оно хотело умереть. Здесь и сейчас. И существо, сжавшееся в комок возле стены и наблюдавшее это безумие, было полностью согласно.
Никто не приблизился, не прикоснулся, не остановил ее. Все знали, что это бесполезно. Стояли и молча смотрели, и в глазах пульсировал ужас. Когда Она затихла, сжавшись в комок на полу, дети, повинуясь взгляду Другой Девушки, тихонько вышли из кабинета. А Она все лежала, прислушиваясь к стуку своего сердца: все еще бьется? Зачем? Зачем ей руки, если Она не может прикоснуться к нему, не может обнять? Зачем ей ноги, если они не могут дойти, добежать до него? Тело зачем, голова, глаза, губы? Сердце – зачем? Чтобы рваться на части от боли? Чтобы не чувствовать больше ни радости, ни любви? Глаза ее были сухими и горячими. Горе успевало испарить слезы, не успевавшие даже задрожать на ресницах.