Он уткнулся лицом в ее волосы и замер. А Она не могла надышаться ароматом его волос. Они дышали друг другом жадно, неистово, потому что дышали первый раз в своей новой жизни.
Время шло. Время шло? Откуда Она узнала, что есть Время, что оно куда-то идет? Откуда Она узнала, что такое Время и что для них означает его ход? Откуда она узнала, что ход Времени вообще что-то означает? Почему-то это было важно. Зачем-то это нужно было понять.
- Я так больше не могу! – сказал Он, на мгновение отстранившись, снял с руки часы и бросил их на стол. Так вот что напомнило о неизбежном движении живого существа из прошлого в будущее! Маленький, назойливо тикающий механизм! К черту его! Нет никакого времени! Есть Он и Она.
Желтый свет смутился. Выполнив свою миссию, он как-то сразу устал, потускнел, явно начал чувствовать себя третьим лишним. «Теперь они справятся сами, - подумал он, - вон, как сияют». И тихо коснувшись плеча юноши, прошептал: «Ребята, гасите свет».
- Знаешь, - сказал Он, - нам с тобой завтра обоим здорово влетит. Давай попробуем немножко поспать.
- Сегодня.
- Что?
- Влетит уже сегодня.
- Ну, да… уже сегодня…
Спасть устроились на его рабочем столе, том самом, на котором он резал стекло и размечал детали различных деревянных конструкций, которые требовалось починить. И пара фуфаек была мягче перин, а объятья заменили им одеяло. И сияние перетекало из сердца в сердце, роняя хрустальные брызги. И, конечно, уснуть им не удалось.
Утром сначала кричала ее мама, потом кричала его мама, а они молчали, сияли глазами и улыбались, потому что в их жизни случился Праздник. Праздник нельзя было отменить. Его свет нельзя было погасить. Его цветы нельзя было растоптать. Его флаги развевались на ветру их беспечного, безоблачного счастья. Его музыка гремела в их сердцах, превращая в радостные гимны все, даже брань их родителей.
Или ей это только приснилось?
КАВАЛЬКАДА
КАВАЛЬКАДА
Летел я на крыльях, а ими были
Трамваи, троллейбусы, автомобили.
Летел я, глазея на тротуары,
Заборы, дома, площади, бары…
Я чувствовал руки на горле улиц,
Спокойно смотрел, как нарывы вздулись,
И ходят повсюду, пестро одетые,
К спинам пришив заголовки газетные.
Шумно асфальт под ногами шаркал,
Будто ему было очень жарко.
Пьяные сны к капелям прилипли,
Все светофоры от мата охрипли.
Я же на крыльях летел мимо них.
В спину уже доносилось: «Псих!»
Но я гуляю по флэтам и прячусь в подъездах от гроз,
И черпаю романтику ведрами, как будто всерьез.
А. Якущенко «Рок-н-ролл на крыльях»
Ей снился сон.
Вода вокруг нее была чиста и прозрачна, солнечные блики плясали на ее поверхности, искрясь и слепя. Мягкая, почти невесомая, она легко держала ее тело, обнимая, обволакивая влажной приятной прохладой. Она плыла, спокойная и беспечная, почти счастливая. Она любила плавать. Плавать было так же приятно, как и летать. Во сне.
Набирая полную грудь воздуха, она погружалась под воду, и, выныривая, убирала назад мокрые волосы, с удовольствием подставляя лицо лучам яркого солнца. Она плескалась и кружилась в воде, как русалка. Иногда ложилась на спину и жадно дышала, дышала, дышала, хватая губами сладкий искрящийся воздух. Потом снова ныряла и любовалась мягкими потоками света, пробивающимися через толщу прозрачной воды, старалась доплыть до красиво шевелящихся водорослей, словно исполнявших неведомый танец под слышимую им одним музыку.
Очередное погружение вместо радости, протянутой на ладони, пронзило ее стрелами жуткого страха. Беспечное счастье мгновенно улетучилось, сердце стало холодным и тяжелым, как камень, который тянул на дно, погружая ее все глубже в пучину ужаса. Ей хотелось зажмуриться и закричать, но вместо этого Она молча смотрела широко раскрытыми глазами туда, где под толщей прозрачной воды, вместо изящно танцующих водорослей извивались и копошились змеи. Их шевелящиеся тела устилали дно пестрым ковром. Змеи сплетались друг с другом, свивались кольцами, перетекали волнообразно с места на место, образуя причудливые живые узоры. Зрелище было завораживающе-мерзким, заставлявшим внутренности сжиматься в тугой ком, подкатываться к горлу приступами неудержимой тошноты.