Стражники, выстроившиеся вдоль огромного зала, переступили с ноги на ногу. Камень замковых стен был влажен, холоден и отдавал селитрой. Фалькенштайн пронзительно посмотрел на него, и красный полумесяц медленно прорезал его бороду. По этому сигналу по залу пробежала волна угодливых хихиканий. Герр Филипп молвил:
— Кто твой господин, и что он сделает, чтобы выкупить тебя?
— Мой господин Иисус Христос, и он уже выкупил меня своей кровью.
На этот раз Фалькенштайн не улыбнулся.
— Я дарую каждому право на одну шутку. Две показали, что ты умен. Теперь отвечай прямо. Кому ты служишь?
Стражники немного напряглись, когда Дитрих запустил руку в свой заплечный мешок, хотя его нож вместе с медной проволокой у него уже забрали. Ему была оставлена только «упряжь для головы» крэнков, которую ошибочно приняли за что-то, требуемое католическим обрядом. Дитрих сжал печать, как он делал вновь и вновь с момента захвата.
— Господин фон Фалькенштайн, — сказал он отчетливо. — Я Дитрих, пастор Оберхохвальда, деревни во владении герра Манфреда фон Хохвальда.
— Заплатит ли он, чтобы вернуть тебя назад? Нравятся ли ему умные священники, которые отпускают шутки за его счет? — Он повернулся к своему секретарю и шепнул какие-то указания.
— Герцог не отнесется благожелательно к этой краже, — предположил Дитрих.
Филипп вскинул голову:
— Какой краже?
— Не требуется особой премудрости понять, что сундук хранил нечто ценное для Альбрехта. Серебро, я полагаю.
Филипп кивнул, один из стражников шагнул вперед и наотмашь ударил Дитриха по лицу.
— Фрайбург по праву мой, — сказал ему Филипп. — Не Урахов, не Габсбургов. Я беру то, что мне причитается.
После этого он отправил Дитриха обратно в темницу.
На день Флорентия небо за окном приобрело зловещие очертания, и в темницу ворвался свежий ветер. Далеко в небе Дитрих заметил лениво парящего хищника. Черные тучи собирались на юго-западе, в воздухе ощущалась металлическая жесткость. Клин аистов летел на юг.
Фалькенштайн был жаден, а это часто свидетельствовало о глупости, но Филиппу нельзя было отказать в коварстве. В Вене должны хватиться серебра, а герцог Габсбургов, чьи вассалы проживали от Истрии до Швейцарии, был не из тех, с кем следовало шутить. Фалькенштайн, должно быть, надеялся, что подозрение падет на евреев. Ни одна душа, которой было известно обратное, никогда не покинет Соколиный утес.
Дитрих прильнул к баллистрарии и увидал внизу отвесные стены донжона, опирающиеся на неровное основание обрыва. Фалькенштайну не нужно было опасаться чьего-либо побега.
Далекая птица приблизилась, и Дитрих увидел, что у нее нет крыльев. Прежде чем он успел до конца осознать это, привидение устремилось к его окну, и Дитрих узрел крэнка с особой упряжью на теле. Зависнув, создание прилепило на узкое стекло нечто вроде глины, в которую оно вдавило небольшой светящийся цилиндр. Дитрих услышал крики наверху и топот кованых сапог по камням. Он выдернул упряжь для головы из своего мешка и натянул на уши.
— …прочь от окна. Отойди прочь от окна. Быстро. Дитрих побежал в дальний угол камеры, как сразу же
раздался гром, и воздух швырнул пастора к двери. Его осыпали осколки каменной кладки, в щеки впилась каменная крошка. В ушах звенело, руки и ноги стали ватными. Сквозь пыль он увидел, что узкое оконце превратилось в зияющие ворота. В этот момент часть балюстрады за ним обрушилась со скрежетом вниз, а мимо парящего демона с пронзительным криком камнем рухнул беспомощно размахивающий руками стражник.
— Быстро, — сказал голос в упряжи. — Я должен унести тебя. Не разжимай свою хватку. — Крэнк проник в помещение и молниеносным движением опоясал Дитриха чем-то вроде гирлянды, которую он защелкнул в кольце на своей упряжи. — Сейчас мы узнаем, выдержит ли она вес, как о том хвалился ее создатель. — Крэнк устремился к провалу в стене и прыгнул прямо в небо. Дитрих поймал взглядом искаженные ужасом лица на укреплениях, затем их подхватил ветер, и его спаситель воспарил ввысь сквозь свист стрел.
Когда Дитрих посмотрел вниз, он познал ужас первого из Фалькенштайнов, перенесшегося на спине льва через далекие моря. Дома, поля, замки превратились в игрушечные кубики. Деревья стали размером с кусты, леса подобны коврам. У Дитриха закружилась голова. Ему почудилось, что земля над ним. Его желудок опорожнился, а глаза застила мгла.
Он очнулся на краю сжатого поля, около Большого леса. Поблизости годовалый поросенок с кольцом в пятачке рылся под гнилой колодой. Дитрих рывком сел, заставив свинью взвизгнуть и убежать. Ганс сидел прямо на опушке леса, задрав колени выше головы и обхватив ноги руками. Дитрих сказал ему:
— Ты пришел за мной.
— У тебя была медная проволока. Дитрих покачал головой:
— Фалькенштайн забрал ее.
Ганс сделал дрожащий жест руками.
— Я мог бы попросить медника вытянуть еще из того, что осталось от слитка, но то была его плата. Ему потребуется новый кусок.
Ганс запнулся. Затем он сказал:
— Меди больше нет. Все силы потребуются на то, чтобы заделать тот маленький шов. — Он поднялся и указал вдаль. — Ты сможешь дойти отсюда, — сказал он посредством «домового». — Подлететь поближе означало бы выдать себя.
— Ты выдал себя перед стражниками в Бурге.
— Они мертвы. Те, кто не погиб под обрушившейся стеной, пали от моего… pot de fer.
Итак, легендарное оружие Макса наконец раскрыто. Дитрих не стал просить показать его.
— Что с остальными пленниками?
— Они не имеют значения.
— Каждый имеет значение. Каждый из нас драгоценен в глазах Господа.
Ганс указал на свои выпуклые глаза:
— Но не в наших. Ты один был бы полезен нам.
— Даже без проволоки?
— У тебя была упряжь для головы. С ней мы смогли отыскать тебя, Дитрих… — Ганс оторвал кусок коры от ели и раскрошил ее между пальцами. — Насколько станет холоднее?
— Насколько холоднее?.. Скоро, вероятно, пойдет снег.
— «Снег» — это что?
— Когда потеплеет, он станет водой.
— Ах. — Ганс поразмыслил над этим. — Так сколько же будет тогда этого снега?
— Возможно, досюда. — Дитрих показал по пояс. — Но он вновь растает весной.
Какое-то время Ганс глядел на него неподвижно, словно статуя; затем, без единого слова, крэнк понесся в лес.
Дитрих направился прямиком к Манфреду и обнаружил властителя замка в птичнике. Он осматривал птиц вместе со своим сокольничим. На его руке с завязанными глазами сидела пустельга. Манфред обернулся:
— Ах, Дитрих! Эверард сказал мне, что ты бездельничаешь во Фрайбурге. Я не ждал твоего возвращения так скоро.
— Мой господин, я был пленен Фалькенштайном. Брови фон Хохвальда поползли вверх:
— В таком случае я не ждал бы твоего возвращения вовсе.
— Я был… спасен. — Дитрих бросил взгляд на сокольничего, стоявшего неподалеку.
Манфред поймал его выразительный взгляд и сказал:
— Это все, Герман. — Когда слуга ушел, он произнес: — Спасен ими, как я понимаю. Каким образом?
— Один из них явился в своей летательной упряжи и обмазал глиной оконный проем. Затем последовал раскат грома, стена обрушилась, после чего мой спаситель подхватил меня и донес сюда.
— Ха! — Манфред непроизвольно взмахнул свободной рукой. Пустельга вскрикнула и захлопала крыльями. — Громовая глина и летательная упряжь?
— Ничего сверхъестественного, — заверил его Дитрих. — Во франкские времена английский монах по имени Эйлмер приделал крылья к своим рукам и ногам и прыгнул с верхушки башни. Он пролетел по ветру на расстояние фурлонга.
Манфред скривил губы:
— Я не видел английских летунов в Кале.
— Порыв ветра и его страх перед высотой привели к тому, что Эйлмер упал на землю и переломал ноги, так что навсегда остался хромым. Он приписал свою неудачу недостатку хвостового оперения.
Манфред засмеялся:
— Ему нужны были перья на заднице? Ха-ха!