Британия наконец отказалась от мандата на Палестину и в апреле свалила все проблемы на плечи специально учрежденного комитета ООН. Одиннадцать участников комитета опубликовали два разных плана, в конце концов проголосовали за такой: Палестина делится на два государства — еврейское и арабское, Иерусалим — международный город под управлением ООН. Большинство евреев план приветствовали, хотя радикальные организации «Иргун» (глава — Менахем Бегин) и «Лехи» (Ицхак Шамир) считали его несправедливым. Лига арабских государств и палестинский Высший арабский совет план отвергли полностью. Эйнштейн — Мюзаму, апрель 1947 года: «Если бы я обладал властью, я бы оставил народ в покое, но всех политиков, еврейских и арабских, сослал на Кипр в лагерь, чтобы они на досуге препирались меж собой».
Ганс Альберт Эйнштейн стал профессором в Калифорнийском университете. Его вторая (после вдовства) жена потом рассказывала, что, по словам мужа, в тот период Эдуард стал агрессивным и Милеве самой приходилось просить, чтобы его отвезли в Бургхельцли. Эйнштейн — Бессо, весна 1947 года: «Мучительно жалко, что у мальчика нет никаких надежд жить нормальной человеческой жизнью. Так как инсулиновая терапия закончилась провалом, на помощь медиков больше рассчитывать не приходится…» Эдуарда он просил заниматься хоть чем-нибудь, например писать: «…самую большую радость и удовлетворение испытываешь от того, что сумел извлечь из собственной головы и заключить в наилучшую возможную для тебя форму».
Милева сильно болела (нарушение мозгового кровообращения), домами, сдаваемыми внаем, управляла неважно, средств на лечение Эдуарда не хватало, и вообще деньги утекали сквозь пальцы; она уже продала два дома, а третий по предложению бывшего мужа теперь подарила ему, чтобы он платил за него налоги, оставив за собой право распоряжаться домом по доверенности и получать доход от сдачи квартир. Ей становилось все хуже; она сломала ногу и уже не выходила. Эйнштейн — Гансу: «Пожалуйста, напиши ей любящее письмо… и скажи, что ей не нужно ни о чем беспокоиться, даже об Эдуарде». Однако он против ее воли выставил дом на продажу, рассчитывая найти Эдуарду опекуна и платить ему. Адвокату Милевы Карлу Цюрхеру он написал: «Когда дом будет продан, у Тете будет надежный опекун, и, когда Милевы не будет с нами, я смогу умереть спокойно». (Интересно, а если бы Милева взяла да и не умерла?)
Лето он с чадами и домочадцами провел в Саранак-Лейк, с прежним упорством гонясь за квантами и переписываясь с Джавахарлалом Неру, о чем его просили сионистские лидеры, надеясь, что он убедит Индию поддержать создание еврейского государства на голосовании в Генеральной Ассамблее ООН. Неру же был категорически против: признавал, что «все должны сочувствовать евреям», но в Палестине им делать нечего. (Какое Неру до этого было дело? В Индии шла борьба с мусульманским меньшинством и близилась война с Пакистаном; Неру должен был заручиться поддержкой арабских стран.) 13 июня Эйнштейн писал Неру, восхваляя его за то, что он отменил касту «неприкасаемых», и напоминал, что в мире есть другие «неприкасаемые»:
«Еврейский народ — единственный, который на протяжении веков находился в аномальном положении жертв и преследовался как народ, лишенный прав и защиты, которые обычно есть даже у самого немногочисленного народа… Через возвращение на землю, с которой они связаны тесными историческими связями, евреи пытаются избавиться от своего статуса изгнанников… Одной из самых необыкновенных черт еврейского восстановления Палестины стало то, что приток еврейских пионеров привел не к переселению и обеднению местного арабского населения, а к его феноменальному увеличению и большему процветанию». Он напомнил, что у арабов уже есть куча государств, а у евреев ни одного. Неру отвечал: «Я признаю, что евреи проделали прекрасную работу в Палестине и подняли стандарты жизни, однако почему после этих достижений они не сумели завоевать расположение арабов?» Да потому же, наверное, почему и всех прочих: не просто Другой, но превосходящий и тем страшный Другой…
Дом Милевы продали в августе, Эйнштейн ждал денег, но они не пришли: Милева взяла их себе. На его письма она не отвечала. Он жил как обычно: играл с соседскими детьми и котами, подвергался доносам в ФБР (якобы он в сентябре послал приветствие Сионистской конференции и сказал, что надеется, что США завоюют Палестину и подарят ее евреям), 29 сентября писал Юлиусбергеру: «Люди, подобные нам с Вами, хотя и смертны, разумеется, как и все, не стареют, как бы долго ни жили. Мы никогда не перестанем смотреть с детским удивлением на величайшую Тайну, в которой рождены. Это защищает нас от несовершенства человеческих отношений. Когда утром меня тошнит от новостей в „Нью-Йорк таймс“, я всегда думаю: это все же лучше Гитлера».