- А где маленькая сестренка? – спросил Степан.
Христина глаза опустила, а Афоня тут же доложил:
- Так Аришка, она на небушко ушла, они там с бабой Машей живут.
Афоня сообщил эту новость спокойно, облизывая петушок, не обращая внимания, как вытянулось лицо у Степана. Отец перевел взгляд на девочку, та вздохнула.
- Так что, бабушка Маша…
- Умерли они, папа, сначала баба Маша, а потом и сестренка Ариша… Но мама сказала, что как ты вернешься, все хорошо у нас будет.
- Ждала меня… мама-то? – спросил Степан, а сам на лавку сел, новость о смерти Марии Федоровны сразила его наповал.
- А как же…
Дверь резко распахнулась, и Екатерина, раскрасневшаяся, запыхавшаяся, влетела в дом и резко остановилась, прислонившись к косяку.
- Степа… вернулся.
- Катя.
Он поднялся с лавки, шагнул навстречу, Катя, оторвавшись от косяка, на ватных ногах, приблизилась к нему и упала в объятия мужа, беззвучно заплакала.
- Мама, ты чего плачешь-то? – спросил Афоня - Радоваться надо, папка вернулся.
- Это от радости я… - пробормотала Катя.
23. Осеннее обострение
Пять лет ждала Катя счастья, вот вернется любимый муж и заживут они, как раньше дружно и счастливо, будут работать вдвоем и деток поднимать. Да только мечты мечтами, а реальность совсем другая получилась. Вернулся Степан другим человеком, сломленным, больным - подхватил туберкулез. Болезнь изводила его, а он изводил жену придирками и упреками, ревностью. Выпивать начал.
- И где же ты, женушка шлялась? Скажи, на милость? – спросил он ехидно, как только Катя порог дома переступила.
- Степа, не шлялась я, к фельдшеру ходила. Вот направление для тебя взяла в тубдиспансер. Фельдшер говорит, пролечиться тебе надобно.
Она показала Степану документ, который выпросила в Сосновской больнице для мужа.
- Да что ты говоришь. Дай-ка посмотреть – Степа взял бумажку с печатью – в больничку меня сдать решила? А вот фиг тебе.
Он демонстративно порвал направление на мелкие клочки. Катя чуть не расплакалась. Она за этой бумагой девять километров туда пешком шла и обратно столько же, да еще фельдшера упрашивала.
- Степа! Что ты делаешь-то! Тебе лечиться же надо…
- Это не лечится, Катька, дура ты, я все-равно сдохну, а ты в Сосновку ходила, чтобы с полюбовником своим встретиться, я ведь все про тебя знаю…
- Нет у меня полюбовников, Степа.
- А то я не знаю. Про Дубровского. Он же тебя посадил, Катька, а ты с ним же и шуры-муры крутишь! Все вы, бабы, одинаковы!
Катя опомниться не успела, как Степан подскочил к ней и руками в шею вцепился, намереваясь задушить, запах спиртного исходил от него. Глаза кровью налились. Катя перепугалась.
- Степушка, не надо…
Еще немного и задушил бы в порыве ревности, да закашлялся вдруг, ослабла хватка, и вырвалась Катя, на улицу убежала, без мужа тяжело было жить, а с мужем совсем жизни не стало. «Так и убьет ненароком, а в деревне скажут, муж гулящую бабу задушил, заслужила, значит» - думала Катя, а сама брела по улице, сдерживая рыдания. Пожаловаться пришла к Дуне. Как ни обижалась она на няньку из-за детей, а помириться пришлось, а куда деваться – родная сестра. Да и мать с нею живет.
- Что, опять Степан разбушевался? – спросила Дуня.
- Чуть не придушил… Я в Сосновку ходила, направление ему в район взяла, полдня потратила, а он порвал бумагу-то.
- Вот дурак дураком! Там говорят в диспансере-то кормят хорошо.
- Так и я о том же, пролечился бы. А он одно свое, хочешь меня в больницу сдать, а сама к любовнику! Придумать же такое… до любовников мне, ага.
Катя утирала слезы, Дуня головой качала, мать вздыхала на скамейке.
- Что за несчастье на нас напало.
- Раньше он разве такой был, Степа-то. Всегда веселый, не пьянствовал, такой мужик хороший. А сейчас, как бес в него вселился. Не соображает, что делает. Завтра проспится, прощения просить будет. Жалко мне его – говорила Катя.
- Пока ты его жалеешь, прибьет тебя, и дети осиротеют – буркнула Дуня.
- А что ей делать? Муж все-таки. Надо жить, терпеть – посоветовала мать.
- А я что, терплю. Христю с Афоней жалко. Болезнь-то заразная… Может, они у вас, здесь поживут, а? – спросила Катя у сестры.
- Пусть живут. Только Степка рассердится, что детей к нам сплавила.
- А мы что-нибудь придумаем… скажу захворали вы с мамой, и дети помогают по хозяйству – тут же придумала Катя, что мужу соврать. Решила детей к Дуне поселить на время. А сама вернулась домой. Степан спал…
Осенью обострение началось, совсем плохо стало Степану, и фельдшер отправил его в район. Из больницы он уже живым не вернулся. Похоронили Степана Кожемяку, почти вся деревня пришла, все кто помнил его молодым и здоровым, сокрушались, жалко мужика. Катя горько плакала, снова облачившись в черный платок, а Дуня произнесла: