- А затем, что Платону ты глянешься. Он тебе не откажет. Там и зарплата хорошая, не наши палко-трудо-дни. Ты подумай, я тебе дело советую. Поговори с Дубровским, чай, не переломишься.
- Да ну… нет, не пойду я к нему! Еще чего не хватало! И так народ про меня болтает всякое, да и Степан меня ревновал к Дубровскому… Нет.
- Ну а чего тебе терять-то? Ты уже два раза вдова. Болтают и пусть завидуют. Дубровский в МТС большой начальник. Ну, конечно, замуж он тебя не возьмет. Кто он, и кто ты? А на работу, думаю, примет… А там уволишься, уедешь, и поминай как звали – рассуждала Дуня.
- Ты так говоришь, словно избавиться от меня хочешь. Мешаю тебе что ли?
- Дура ты, Катька… Не хочешь Дубровскому кланяться, дело твое, сиди тут в «Красном дубе», паши, как лошадь, а тебя же еще и попрекать будут, что зэчка ты… Вон Степанида Хребтова устроилась на почту, и в ус не дует, госслужащая, зарплату получает деньгами, а не палочками. А все потому, что ее родственник в районной почте пост какой-то занимает, вот и пристроил Степаниду… А у нас таких сродственников нету, никто не поможет.
Катерина вздохнула: да никто не поможет, не подскажет, как правильно. Раньше Кузьма командовал, а сейчас своим умом надо думать, что делать, как быть? Совет Дуни из головы не выходил, и она эту мысль прокручивала и так и этак, но пойти к Платону с такой просьбой ей было стыдно.
А Дуня, между тем, новостью поделилась:
- А ко мне Клим Красавин посватался, воот…
- Это, который Фроськин старший брат, вдовец? – удивилась Катя – и ты пойдешь за него?
- А что? Пойду, конечно, дай Бог не раздумает.
Катерина плечами пожала, не нравился ей Клим, вредный мужик, неприятный. Недавно овдовел.
- Дети у него уже выросли, мешать не будут. Так, что, считай, удача ко мне повернулась…
«Ну-ну, удача. Скупердяй этот Клим. Но очень уж Дуняхе замуж охота, пусть идет» - подумала Катя.
24. Паспорт
Кабинет у Платона отдельный, в нем он сидит за большим дубовым столом. У него даже есть телефонный аппарат. На стене, как полагается портрет Сталина. Платон работает – пишет отчет о проделанной работе. Тракторные бригады успешно начали посевную компанию. Под звуки торжественных маршей техника, украшенная кумачами, двигалась по широкой сельской улице, как на параде. Естественно, был митинг, выступления, поздравления. Все это нужно было отразить в отчете. А потом Первомайская демонстрация, в селе этот праздник широко отмечался, соответственно, крупное предприятие, коим являлась Машинно-тракторная станция принимало активное участие, все работники, не занятые в полях, присутствовали на параде, 100% явка… Платон спешил, сегодня совещание в райкоме партии. Лошадь, запряженная в тарантас, наготове. Некстати заявилась в кабинет бесцеремонная Устинья.
- Платон Иванович! У меня не хватает Карла Маркса!
Дубровский посмотрел на нее недоуменно.
- Ну, транспаранты после Первомая, к Вам в кабинет составили, а потом на склад принесли. Так вот, все портреты вождей на месте, а Маркса нет! – воскликнула Устинья.
Платон хотел было сострить, ну загулял, значит, Карл, но нельзя такое говорить.
- Посмотри за шкафом – проговорил Платон, продолжая свою писательскую деятельность.
Устинья полезла за шкаф.
- Вот он, портрет! Нашелся! Что же это Вы, Платон Иванович, Маркса за шкаф задвинули? – проворчала она.
Платон посмотрел на нее строго.
- Ты, Устинья говори да не заговаривайся. Задвигать основоположника марксизма-ленинизма не в моих правилах.
- Извините, Платон Иванович – произнесла Устинья, вытирая пыль с портрета Карла Маркса. Он пригодится на ноябрьскую демонстрацию.
В дверь робко постучали, и Платон поспешно ответил:
- Да-да, входите…
Ему хотелось, чтобы Устинья поскорее убралась из его кабинета, она его раздражала. На пороге возникла Екатерина. В глазах Дубровского промелькнуло радостное удивление.
- Здравствуйте.
- Здорово, уголовница, зачем пришла? – спросила Устинья.
- Дело у меня к товарищу Дубровскому, а не к тебе, – Катя вздернула нос кверху, посмотрела на Устинью сердито.
- Устинья Филипповна, забирайте портрет и идите на свое рабочее место – строго сказал Платон, сдвинув брови.
Устинья еще раз смерила Катю презрительным взглядом, покинула помещение вместе с Марксом.
- Здравствуй, Катя, проходи, присаживайся – строгий тон сменился на приветливый. Платон поднялся со стула, прошел к дверям, выглянул в коридор, убедившись, что любопытная Устинья ушла, снова обратился к Кате:
- Вот это удача, я все думал к тебе наведаться, да повода найти не мог. А ты сама пришла.
- Не надо ко мне наведываться. Я по делу пришла. Насчет работы. Вы ведь, Платон Иванович, начальник тут большой – она окинула взором кабинет, и даже на портрете Сталина задержалась.