— Что это? — Николай сел, прислушался. — Вроде мотор стучит.
Через минуту звук снова повторился — и снова умолк.
Николай прихватил бинокль и вскарабкался на гребень увала. Юра и Валерка последовали за ним.
С запада к острову шла лодка. Она была еще далеко. В светло-фиолетовом поле линз рисовались три фигуры. Одна из них равномерно наклонялась и откидывалась назад.
— Не пойму: вроде бы, моторная лодка, а идут на веслах, — сказал Николай.
— Дай-ка. — Юра забрал у него бинокль. — ; Сюда идут… Провалиться мне, если это не дядя Вова сидит на веслах! — пробормотал он.
Николай выхватил у него бинокль.
Да, это был Вова. Он сидел спиной к наблюдателям, но раза два оглянулся, и Николай узнал его. Сильными гребками Вова гнал моторку к острову. Теперь Николай разглядел и двух других пассажиров. В корме сидел Опрятин. На нем была тенниска салатного цвета и соломенная шляпа. Третий, грузный, лохматый, сгорбился на носу лодки. Николай видел только спину, обтянутую белой рубашкой, но узнал его сразу: это был Бенедиктов.
Николай молча передал бинокль Юре.
— Понятно? — спросил он.
— Вот кто орудует здесь! — проворчал Юра. — Ничего не скажешь, хорошее местечко нашли для своих опытов… Объявимся?
Николай ответил не сразу. «Дать знать Рите?» — подумал он. Из лагеря, расположенного в ложбине на северо-восточном берегу, женщины не могли видеть шлюпку, приближающуюся с запада. Пожалуй, не следует торопиться. Лучше понаблюдать немного. А уж потом…
— Подождем, — сказал он. — Посмотрим, что они будут делать.
Юра кивнул.
— Верно. Неспроста они здесь уединились. Пошли, ребята, на большой грифон, там трава высокая и видно хорошо…
Кликнули Рекса и залегли на склоне грифона. Солнце жгло спину, царапалась жесткая, колючая трава, но зато позиция для наблюдения была — лучше не найдешь. Маленькая бухта лежала внизу как на ладони.
Лодка вошла в бухточку. Рекс вдруг напрягся, задвигал ноздрями, глухо зарычал.
— Молчать! — зашипел Юра. — Лежать смирно! Между тем лодка подошла к приглубому берегу, Вова выпрыгнул и закрепил носовой фалинь за кольцо на причальной трубе.
Опрятин и Бенедиктов сошли на берег. Бенедиктов сразу полез на увал, тяжело дыша и часто останавливаясь. Опрятин немного поговорил с Вовой.
— Хорошо еще, что возле острова скис, — донесся грубый Вовин голос. — Придется зажигание разобрать…
Опрятин что-то ответил и двинулся вслед за Бенедиктовым к железобетонному куполу. Вот они скрылись из виду — спустились в углубление перед дверью дота. Лязгнул засов, заскрипела и тяжело захлопнулась массивная дверь.
Вова закрепил кормовой конец за большой камень и плотно прижал лодку к берегу. Затем вывалил из нее стальную бочку и покатил вверх по откосу. Его обнаженная спина блестела от пота, вздулись бугры мышц на плечах, на мощных татуированных лапах.
— Вот машина! — прошептал Юра не без восхищения. Неподалеку от входа в дот Вова расшвырял гальку, поискал что-то, потом вывернул из бочки пробку и начал сливать остро пахнущую жидкость — казалось, прямо на землю.
— Соляр, — шепнул Юра, потянув носом. — Подземный бак у них…
Вылив соляр, Вова пхнул бочку ногой, и она, грохоча, покатилась с увала вниз, на узенькую полоску пляжа. Он спустился и закатил пустую бочку обратно на лодку. Затем он занялся мотором, вынес на пляж распределитель зажигания и положил на расстеленный брезент.
Некоторое время робинзоны наблюдали, как Вова возился с мотором. При этом он напевал, отчаянно фальшивя:
Томительно текло время. У робинзонов затекли руки и ноги. Хотелось пить.
неслось с пляжа.
— Мне надоел концерт, — тихо сказал Юра. — Хватит в кошки-мышки играть. Давайте объявляться, братцы.
— Подожди, — упрямо сказал Николай.
— Тогда перейдем в тень. Я сварился совсем.
— Вон туда, — поддержал Валерка, указав на скупую полоску тени от бугорка позади дота.
Николай приподнялся на локтях, измерил взглядом расстояние. Посмотрел на Вову — тот сидел к ним спиной.
— Ладно, побежали…
Пригнувшись, они бесшумно обогнули грифон и перебежали в тень, к тому месту, где торчал бетонный вывод вентиляционной шахты. Здесь было не так жарко. Из темного, забранного решеткой окошка шахты тянуло прохладой подземелья. Слышались неясные шорохи.