– Времени осталось не так уж много, – сказала Глориоза и предложила: – Перенесём Олдаму пока в катер, а после вернёмся сюда.
Глория согласилась, и они вынесли подругу из здания. Оставив Олдаму в одном из катеров, индианки быстро вернулись назад. В это время принесли Олму, казавшуюся уже трупом. Модеста держала её с левой стороны, а Мод с правой, а потому одежда капитана тоже дымилась от испарявшейся крови, попадавшей на неё. Самоочищающаяся ткань их платьев едва справлялась, избавляясь от новых пятен. Мод и Модеста уже с трудом могли нести Олму, потому что слишком усердно отдавали ей свою энергию.
– Где Олдама? – спросила Модеста, передавая Олму на руки индианок.
– Мы отнесли её в катер, – ответила Глория.
– У нас добавилось проблем, – сообщила Глориоза, – состояние Олдамы ненамного лучше, чем у Олмы. Поспешим, до взрыва осталось мало времени, если Олма не ошиблась.
Быстро покинув здание, девушки вернулись в «Мираж».
– Пройдите нейтрализатор, необходимо снять радиацию, и идите в зал управления. Надо увести отсюда «Мираж», – распорядилась Модеста, вручив каждой из индианок по нескольку капсул.
Те быстро прошли под специальной аркой, проглотили полученные капсулы, и побежали в зал управления.
– Нам тоже надо снять радиацию, и сделать то же самое с Олмой, хотя вряд ли ей теперь это поможет, – сказала Модеста своему двойнику. – И надо принять восстанавливающие препараты. Сил нам понадобится много.
Исполнив всё необходимое, врачи поместили Олму и Олдаму в изоляционные камеры.
– Модеста, мы уже на месте, – доложила Глориоза. – До взрыва осталась пара минут.
– Чтобы спастись, мы должны уйти на максимальной скорости. Для безопасности мы уже положили Олму и Олдаму в изоляционные камеры, так что уводите «Мираж», – распорядилась Модеста.
– А как же ты и Мод? – забеспокоилась Глориоза.
– Перегрузки повредят нам тут не больше, чем вам, – ответила Модеста.
– Поспешим, планета вот-вот разлетится, – сказала Глория, когда её сестра развернула «Мираж» и включила двигатели на полную мощность.
Резко возросли перегрузки. Огромный корабль ещё никогда не развивал подобную скорость, но в этот раз он должен был спасать своих хозяек.
Сзади взорвалась планета, но это уже не волновало Глориозу и Глорию, они могли думать лишь о пострадавших подругах. Сбавив скорость «Миража» почти до минимальной и включив все защитные и маскирующие системы, они доверили управление автопилоту и поспешили в лазарет.
Модеста и Мод уже начали оперировать Олму, а за состоянием Олдамы следила аппаратура. За тем, что происходило в операционной, Глориоза и Глория могли наблюдать сквозь стеклянную стену.
– Они спасут Олму, и Олдаме тоже станет лучше, – выразила надежду Глория.
– А если нет? – спросила Глориоза, стараясь скрыть отчаяние и не думать о худшем, но от тревоги избавиться не могла.
Девушки вышли в примыкавшую к лазарету комнату и сели возле иллюминатора.
– Олма чувствовала беду, а потому и пошла вместо Олдамы, – сказала Глориоза, глядя на звёзды. – Она сегодня сказала, что «тяжело жить, зная, что ты всего лишь двойник». Она сознательно пожертвовала собой ради сестры. Олдама всегда предчувствовала различные беды, и Олма тоже оказалась склонна к этому.
– Олма права: быть двойником не так уж легко. Постоянно приходится контролировать себя, чтобы не стать тенью оригинала, и жить своей жизнью, – ответила Глория.
– Извини, ты ведь тоже чувствуешь то же самое, что Олма и Мод, – покачала головой Глориоза. – Только теперь в полной мере я начала осознавать, как относятся друг к другу Олдама и Олма, насколько они связаны между собой.
– Да, между мной и тобой, Модестой и Мод более спокойные отношения, ведь вы выросли в семьях и никогда не были одиноки. А Олдама сирота, и к тому же ещё и подруг не имела, пока не познакомилась с вами. А тут вдруг появилась настолько родственная душа.
– Они так дружны, внимательны друг к другу. Любая из них готова жизнь отдать и дать отпор любому, кто обидит её сестру. Особенно это было видно в Олдаме, хоть они так похожи. С какой нежностью и заботой она относится к Олме, готова оградить её от малейшей опасности, как мать дитя. Ведь я так не отношусь к тебе, хоть ты тоже моя единственная сестра, – заметила Глориоза.