В гробницу вошли Юмели, Эн-Линавур и Антира, наполнив её своим чудесным светом. Они принесли золотистые и белые цветы и положили их на крышку саркофага. Эти цвета больше всего любила Олма.
Гробница не выглядела мрачным и унылым сооружением, ведь не в таком месте хотели когда-нибудь упокоиться те, кто сейчас составлял экипаж «Миража». Построенная в уединённом живописном месте, окружённая величественными раскидистыми деревьями, эта мраморная постройка отличалась простой, не вычурной архитектурой, придававший ей торжественный и сдержанный вид. Сквозь витражи проникали последние лучи заходящего солнца, сверкавшие в немногочисленных камнях саркофага, украшавших его. Здесь ничто не было рассчитано на то, чтобы вызывать у приходящих сюда жалость, слёзы и скорбь об умерших. Гробница выглядела как бы окутанной молчаливым спокойствием, и с достоинством и уважением хранила в себе первый гроб.
Ещё один день быстро угасал, приближались сумерки.
– Вы пришли сюда совсем недавно, – заметил Эн-Линавур, – и, вероятно, скоро уйдёте.
– Да. Мы не хотим оставлять Олдаму надолго одну, хоть аппаратура полностью следит за её состоянием, – ответила Мод.
– В Лариндэ ходят всякие слухи. Все, от ваших воспитанников до последнего слуги, говорят об этих похоронах, в которых вы никому не позволили участвовать. Почему вы ничего не объяснили людям? – спросила Антира.
– Олме не нужны жалость и плач, которые будут не так уж искренни. Лично я терпеть не могу, когда выдавливают слезу лишь потому, что так положено. Мы слишком любим Олму, чтобы оскорблять её память лицемерной и фальшивой скорбью, да ещё и пустыми разговорами. Она не хотела бы таких похорон, к тому же в Лариндэ её никто и не знал. Поэтому мы запретили приходить людям в гробницу, ведь их сюда привело бы любопытство, а не горе, – сказала Модеста.
– И вы правы, – согласился Юмели.
– Нам пора, – произнесла Глориоза и обратилась к неррийцам: – Присматривайте за гробницей, пока нас не будет.
Попрощавшись со своими друзьями, девушки покинули гробницу. На востоке, где небо уже начинало темнеть, почти у самого горизонта светилась двойная звезда. Именно к ней обратились взоры четырёх девушек, она ассоциировалась теперь у них со смертью и скорбью, хоть была прекрасной и яркой. Они впервые обратили на неё особое внимание в день похорон Олмы, хоть до этого не раз замечали на небосклоне.
Даже не посетив Лариндэ, подруги уехали на космодром, где стоял «Мираж». Со дня смерти Олмы они жили в своём корабле и ни с кем, кроме неррийцев, не виделись. Вернувшись на корабль, девушки поспешили к Олдаме, которая до сих пор находилась в одной из палат лазарета.
– По-моему, её самочувствие постепенно ухудшается, а ведь я надеялась на лучшее, – призналась Модеста, проверив состояние Олдамы. – Если она вскоре не придёт в себя, то в гробнице появится ещё один саркофаг.
– Подумать только, как тесна взаимосвязь между оригиналом и двойником. Олдама умерла в ту же секунду, что и Олма, и мы едва смогли возвратить её к жизни, – сказала Мод, вспомнив, каких усилий потребовалось от них, чтобы отвоевать у смерти хотя бы одну из подруг.
– Или вернее сказать, вы вернули её на ту грань, что отделяет жизнь и смерть, – уточнила Глориоза. – Ещё не известно, выживет ли она после всего этого. Неужели вы не нашли способ помочь ей? Она ведь не ранена!
– В этом всё и дело. Раны или какие-либо физические повреждения я могла бы лечить, но мне неизвестна точная причина её недуга. Тут дело в психике или генетике, в нервной системе или родстве душ? Чем именно связывает комната дублирования оригинал и двойника, и как разрушить эту связь, не причинив им непоправимого вреда? Я не знаю ответов на эти вопросы, и своим незнанием боюсь лишь навредить Олдаме, – в отчаянии призналась Модеста. – Даже сама Олдама вряд ли смогла бы сейчас дать точный ответ и решить эту проблему. Поэтому остаётся только продолжать ждать. Можете заняться чем-нибудь, а я подежурю здесь.