– И всё же я не смогу забыть его слов, – покачала головой Олдама. – Мне говорили, что мои родители погибли, но я не знаю, как и где это случилось. Я даже своей настоящей фамилии не знаю. Я всегда была одинокой и непонятой, пока не встретила вас. Единственной кровной роднёй мне была Олма, но и её больше нет. Она погибла из-за леруев, и моя семья, вероятно, тоже. Эти люди имеют какое-то отношение к моему прошлому и их злые дела, как стрелы, всё чаще касаются меня в настоящем. Что же ждёт меня в будущем?
– Не думай об этом, всё будет хорошо, – сказала Модеста, стараясь успокоить изобретательницу.
– Я тоже так думала. У меня появились две приёмные матери, есть верные подруги и сёстры, но что-то не даёт мне покоя. И теперь мне кажется, что впереди меня ждёт несчастье, хоть совсем недавно я считала, что всё плохое осталось позади, – призналась Олдама.
– Мы постараемся уберечь тебя от беды, насколько это будет в наших силах, – пообещала Модеста. – А теперь идите в зал управления. Мне надо кремировать тело Калуфа. Потом мы ещё должны побывать на Каджияре.
Глориоза согласно кивнула, и, обняв Олдаму за плечи, повела к выходу из лазарета.
– Да, пора заняться делом, – задумчиво ответила изобретательница, машинально следуя туда, куда её вела Глориоза, но мысли её были где-то далеко.
Олдаме казалось, что она чувствует, будто из небытия появляется чей-то призрак, который ещё принесёт несчастье. Это был не светлый образ Олмы, которую обожала Олдама, а нечто тёмное, незнакомое и зловещее, явившееся из прошлого и вставшее на её пути. Но теперь она опасалась не только за себя, но и за жизни тех, кто был рядом с ней.
Мишель сидела в кресле у окна. Её взгляд был устремлён куда-то вдаль, а ладони лежали на крышке небольшой, ничем не примечательной, шкатулки стоявшей перед ней на столе. Модеста приблизилась к матери и остановилась, не зная, зачем была позвана.
– Я ждала тебя, – сказала женщина, очнувшись от своих дум и повернувшись к дочери, – но ты вошла так тихо, что я даже не заметила.
– Что случилось? Эллина сказала, что ты хотела поговорить со мной. Ты чем-то обеспокоена? – Модеста пристально смотрела на мать, не зная, что та могла ей сейчас сообщить, ведь в Лариндэ всё было спокойно.
Вот только чувство того, что сейчас что-то изменит её жизнь, настойчиво царапало душу. И вряд ли это было связано с настоящим или будущим, это как-то относилось к прошлому. И Модеста не ошиблась в своих предположениях.
– У нас не было возможности поговорить спокойно, всё связанное с переездом сюда отнимало много времени, – начала Мишель. – Эллина не просто так пошла в МКСА и стремилась попасть в семью Амертсон. Её подталкивало на это поведение отца, его слова, сказанные незадолго до смерти. Он сильно переживал после твоей гибели, хоть и пытался скрыть это. Известие о смерти дочери очень повлияло на его здоровье, сердце просто не выдерживало, и доктора не могли ничем помочь, а от пересадки он отказался. Незадолго до своей смерти он всё чаще стал вспоминать тебя, хоть до этого старался лишний раз не упоминать о тебе, чтобы не расстраивать меня ещё больше. Иногда мне казалось, что он видит твой призрак, но теперь я думаю, что он чувствовал, что ты жива.
Модеста нежно положила ладонь на плечо мамы и сказала:
– Не надо, не говори об этом. Отца не вернуть, а тебя эти воспоминания ранят очень сильно. Я же вижу, что тебе тяжело вспоминать всё это и говорить о прошлом.
Женщина вздохнула, ей действительно было нелегко, но она пыталась успокоиться и закончить разговор, который начала.
– Модеста, я хочу, чтобы ты узнала кое-что, связанное с твоим отцом. Предупреждаю – я ничего не смогу тебе объяснить, а вопросы, конечно же, у тебя возникнут. Но я знаю не больше твоего, или вернее сказать, ничего не знаю. Вот взгляни на это, – Мишель пододвинула к дочери лежавшую на столе шкатулку. – Ты когда-нибудь прежде видела её?
– Уверена, что нет, хоть прошло много лет с тех пор, как я покинула дом и семью, – ответила девушка, рассматривая деревянную шкатулку. – А что в ней?
– Я нашла её в столе твоего отца, когда разбирала его вещи после похорон, – сказала Мишель, глядя на дочь. – Я прежде не видела её, а потому решила, что это чужая вещь, и он просто не успел её вернуть хозяину. У него никогда не было от меня секретов, мы прожили в мире и согласии всю свою совместную жизнь, поэтому и мысли не возникло, что он мог что-то скрывать.