— Мне сложно представить, но звучит интересно. Будет любопытно посмотреть вживую.
Новое дело отвлекло Майриора от мрачных мыслей. Он вбежал на ближайший холм и изучил окрестности. Увиденная в голове картина будущего города определенно обрадовала его. Бетельгейз в очередной раз пожалел, что не обладал таким же богатым воображением. Майриор всегда был где-то в будущем, среди воздушных замков, и часто забывал об обыденном и насущном, вроде обеда или сна. Странный характер: в нем удивительным образом сочетались мечтательность и желчная мнительность. Не оборачиваясь, отец крикнул:
— Каждый день мне кажется, что идеал находится где-то рядом. Совсем рядом, как за вон тем холмом. А я его не вижу. Не понимаю, куда идти. Это так раздражает. Приходится ломать, строить заново, снова ломать. Вижу цель, но не различаю пути. Поэтому подглядываю варианты у других. Вдруг подойдут? — Майриор почему-то засмеялся. — Вернусь и обязательно создам этот город. Прекраснейший из всех, — и совсем другим тоном он добавил: — Береги и помни, чему тебя учили. Я слишком многое отдал, чтобы получить его.
Бетельгейз кивнул. Речь шла о кольце.
— Удачи.
— Спасибо. Жаль, что я родился неудачником. В отличие от сестер, всего добился сам, наперекор. Это повод гордиться?
Майриор никогда не понимал, как вести себя с людьми. Пожалуй, это была единственная сфера, в которой он разрешал сыну давать советы.
— Конечно.
Счастливо улыбнувшись, Майриор, точно ребенок, запускавший кораблик, положил цветок на зарождавшееся течение. Потом его силуэт начал блекнуть, и спустя полминуты Бетельгейз остался один. Вздохнув, он опустился на покрытую льном поляну, лег на нее и расслабился. Ветер обдувал тело. Бетти закрыл глаза. Непосредственность отца лишь ненадолго отвлекла его. Он ощущал давно забытую пустоту внутри и с меланхоличным равнодушием искал причины. Уход Фаталь? Неужели дело только в ней, ушедшей к другому, более яркому и эмоциональному? Бетельгейз с огорчением понял, что не спросил причины у отца. Безусловно, Майриор знал их.
— Созвездие, — одними губами произнес Бетти и представил ночное небо над горами империи. Мало, слишком мало звезд разрешил зажечь отец в предыдущие годы. Пару лет назад погиб первый повелитель солнечного света, и руку к этому приложил сын Эйа, Валентайн. Майриор запретил траур по сожженному заживо Клинку. По словам отца, усопший повел себя с позорящей всю Синаану трусостью. В то же время над южным океаном переливался Водопад Нейтари, которого ненавидели все Аустены, и в том числе отказавшиеся принять прозвище, ставшее фамилией.
Подумав, Бетельгейз выбрал место около Ориона и нарисовал восемью искорками фигуру хрупкой девушки. Он пожелал, чтобы осколки души Фаталь никогда не гасли, и нащупал дрожащими пальцами кольцо. Да, они дрожали. Не удалось спасти одну женщину; откуда взяться уверенности, если теперь приходится оберегать целый мир? Ответственность являлась причиной, которую призывал найти отец, но она же вызывала страх. Что будет, если не сможет? Бетельгейз без труда представил картину разрушения, будто видел подобное ранее. Будто уже переживал конец мира. Зажглась старая рана, полученная во сне, Бетти тяжело выдохнул и перевернулся так, чтобы ветер обдувал спину.
Земли Синааны зальет солнечный свет, и никто, никто не выдержит его. Потом заволнуется море и следом — небо. Штормы, смерчи разрушат опустевшие города. Останется лишь пепел, посреди которого он, Бетельгейз, будет обречен бродить вечно, вспоминая тяжесть ошибки.
Поморщившись, Бетельгейз потер место соприкосновения кольца и груди.
— Как он живет с такой ношей…
— Со здоровым равнодушием к другим, я думаю.
Насмешливый голос принадлежал Белладонне. Бетельгейз повернулся к ней. Клинок, уже сменивший белое платье на бриджи и тунику, лег на траву рядом. Бетти поймал себя на мысли, что первый раз видит женщину, на которой мужская одежда смотрится более уместно. Фаталь и Эйа, к примеру, обожали разноцветные платья с вычурными орнаментами. К ним обращение «леди» просто просилось.
— Как все раздражает, — совершенно спокойно произнесла Донна. — Эти люди, их слова. Ненавижу людей.
— Почему?
— Каждый пытается мной управлять. Я действительно похожа на слабовольную? Стоило стать Главным клинком — выслушала столько лести и просьб! Они пытались давить на жалость, но я не собираюсь ничего делать по указке. Захочу — сделаю сама. Самое мерзкое, Бетти, состоит в том… Буду честна с тобой. На самом деле мне действительно хочется помочь, увидеть благодарность в чужих глазах, почувствовать себя полезной, но сама мысль, что кто-то просто использует меня из корысти, кажется невыносимой. Я ненормальная?
Бетельгейз подумал, что очередное творение отца взяло слишком много от прародителя. Он будто слушал речь безжалостно логичной копии Майриора. Видимо, «эфемерность» Эйа разозлила Короля Синааны, и он решил попробовать силы в противоположном направлении.
— Мы все разные, и потому — ненормальные.
— Вижу, ты уже в порядке, раз говоришь такое.
— Порядок не покидал. Вы лучшего мнения обо мне, чем я того заслуживаю. Не проронил ни слезинки за весь день.
Настороженные глаза Белладонны изучали его.
— Ты худшего мнения о себе, чем того заслуживаешь. Слезы — не истина, жаль, что люди считают наоборот. Пророненная в нужный момент слезинка может многое изменить. Я стараюсь им не верить. Советую поступать так же.
— Фаталь научила меня, что улыбкам, смеху, прикосновениям тоже не стоит верить. Возникает вопрос: чему стоит? Не все умеют видеть ауру, как я, — Бетельгейз помолчал. — Догадываюсь, что хочешь ответить. «Не чему, а кому. Только себе». Проблема в том, Донна, что себе я доверяю в последнюю очередь. Других людей можно угадать, просчитать — объективно, а предсказать свое решение невозможно.
— Разве? — Белладонна изогнула бровь. — Всегда знаю, что сделаю. Сколько раз твой отец твердил, — она понизила голос, начала капризно тянуть гласные в конце и с удивительной правдоподобностью закатила глаза, точно Майриор: — «Каждое действие имеет причину — непреложная истина моего мира. Не бывает действий без причин, даже если человек думает, что вмешалась случайность, божье провидение, ошибка и куча других виновников хаоса — он не прав». Знаешь причины — видишь последствия. Просто.
Бетельгейз задумчиво смотрел на туманный опал, закованный в бронзу. Перстень-печатку с осколком Чарингхолла подарил ему отец.
— Осталось видеть все причины.
— Признаю, — недовольно откликнулась Белладонна. — Хочу отметить, что никогда не видела смысла в субъективных переживаниях. От них ничего не изменится. Потраченное впустую время я предпочту использовать для обдумывания плана. Планы стоит строить на холодную голову.
— Разумно, — в свою очередь согласился Бетельгейз. — Однако не все способны быть хладнокровным, и подчас у самого спокойного, равнодушного ко всему человека происходит что-то, после чего не получится рассуждать здраво. По-моему, это неплохо. Будет что вспоминать, как говорит мой папа. Честно говоря, перспектива пугает. Но еще больше пугает вероятность остаться бездушным чурбаном на всю жизнь.
Белладонна потянулась и, зевая, ответила:
— Ты не такой. Бездушный чурбан — я. Вполне может быть, что я себя просто обманываю, говоря о бессмысленности переживаний, потому что не умею чувствовать. Ничто не приносит удовольствия, Бетти, — смотря куда-то вдаль, произнесла Белладонна. — Я ничего не люблю. Жизнь вызывает только безразличие и мысль «Когда все кончится? Для чего кончится?».