— Если теория верна, однажды нужный человек посетит и тебя, — с улыбкой ответил Бетельгейз, кинув короткий взгляд в сторону Хайленда. Нити судьбы между людьми он различал без труда. Интересно, как громко бы смеялся Валентайн, узнав, с кем ему суждено быть? Донна же раздосадовано фыркнула:
— Почему нельзя придумать мне более возвышенную цель жизни, нежели вашу любовь? Она не всем интересна.
— Попробуй думать о любви как о мотиве возвышенной цели. Так интереснее.
Белладонна сорвала два цветка и принялась сплетать длинные стебельки между собой. Вскоре она прибавила к ним третий, после — четвертый. Получался увенчанный раскрывшимися бутонами браслет. Донна удивительно быстро перебирала пальцами; отец, подумал Бетельгейз, умер бы от зависти, глядя на эту сцену, поскольку не мог самостоятельно даже завязать галстук или погладить брюки.
— Красиво, — похвалил Бетти. — Только цветы жалко.
— Здесь лен цветет каждые полгода. Не волнуйся.
— Папа рассуждает так же, начиная войны. Души перерождаются, твердит он. Недавно мы попытались создать новую душу, но ничего не получилось. Папа больше не может их делать. Мне кажется, он по некой причине разочаровался в прежних идеях. Но разве он о чем-то расскажет по доброй воле? Нет. Он даже не сказал мне, почему Фаталь решила спрыгнуть с утеса. Только заметил, что «человек волен выбирать».
Начало известной всем фразы, «относительно каждого у меня свой замысел», Бетельгейз предпочел не озвучивать. Белладонна отложила браслет в сторону и, взяв принца за руку, обратилась к нему:
— Это очевидно, Бетти. Вспомни, кто она, кем была. Фаталь Аустен, супруга хайлендского кронпринца Эльтаиса, мать принца Нёрлэя, предавшая семью. Мы убиваем ее детей, ее народ. Я бы не выдержала сама.
Но Белладонна, Главный клинок Синааны, знала далеко не все.
«Эльтаис избивал ее, — лихорадочно думал Бетельгейз. — Все ее шрамы — от него. Вся ее страсть быть любимой — от его ненависти. Он украл ее из семьи, оставил сиротой. Я, папа, брат — мы все похожи, Фаталь видела лицо врага каждый день. Она просыпалась со мной и видела Эльтаиса. Поэтому ушла и поэтому боялась. Тысячу раз права Донна, сказавшая об истреблении ее детей».
Холод пробежал по коже Бетельгейза, когда он вспомнил, чьи приказы выполняли Клинки и кем приходился этот «человек» императорской фамилии. Майриор, отец Эльтаиса, заставил уничтожить сначала сына, потом — внука и много лет спустя — принца Вердэйна. Это выходило за рамки даже чарингхолльской жестокости. Любовь и уважение к отцу рухнули в одночасье. В этот момент он находился от Бетельгейза дальше, чем во время первой встречи.
— Глупость она сделала, совершив самоубийство, — напомнила о себе Белладонна. — Ведь вы поместили ее душу на небо. Теперь Фаталь обречена наблюдать за кровопролитием вечно. Сомнительное счастье — быть бессмертной. По-моему, лучше умереть до конца.
Она замолчала. Ветер усиливался, становился промозглым и порывистым. Лепестки льна срывало и уносило прочь. Бетельгейз потер виски и совершенно случайно обнаружил, что щеки мокры от слез. Он поднял голову. Небеса были готовы разразиться дождем.
— Святая Мёрландия, — прошептал Бетти старое ругательство, и ливень начался. Мутные серые потоки обрушились на землю, приминая траву. Бетельгейз торопливо снял плащ и набросил его на Белладонна. Она, побледневшая, не могла пошевелиться. «Успокойся, — воззвал к скрытым силам принц. — Нужно равновесие, без него мир сойдет с ума». Бетти отер слезы и до боли ущипнул себя за кисть, надеясь, что тело образумится. Слезы действительно утихли; прекратился дождь, но вслед за ним начала редеть и защищавшая королевство пелена. Донна приоткрыла сухие губы:
— Сделай тучи более плотными. Того гляди солнце прорвется.
— Я не могу! — вырвалось у чарингхолльского принца. Новым порывом ветра их подняло в воздух и откинуло на пару метров. Земля затряслась. Приподнявшись, Бетельгейз увидел на горизонте серую шапку приближавшейся волны. Их разделяли шестьдесят миль низменностей синнэ Эллионы и миллиарды жизней, которые он обещал охранять.
— Дон-на… — дрожа, окликнул он Клинка, но та, потеряв сознание, не слышала и не видела ничего. Бетельгейз сам был готов упасть на траву от сильнейшей боли. Обхватив голову руками, он бросил все силы на удержание волны, послал импульс в толщу океана. Глубины с трудом, но подчинились. Земля перестала содрогаться. Вслед за ней успокоилась и бурлившая в венах туманная дымка.
Бетти опустился на колени перед Белладонной и попытался понять, жива ли она. Это вызвало некоторые сложности: Клинок Призрачной луны не обладал сердцем, пульс и дыхание отсутствовали, и только по ауре принц догадался, что Донна без сознания. Сжавшись в комок, она лежала на траве. Пальцы стискивали ткань плаща.
Море успокоилось, дождь прошел, однако это были не все уготованные беды. Луч света коснулся руки — Бетти не сразу понял, что это значит. В недоумении он изучал золотистое пятнышко на коже, края которого неприятно жглись и испускали дым. Наконец, поняв и окончательно избавившись от слез, Бетельгейз поднял голову. Он встретил вкрапления голубого неба в рыжевато-серых тучах.
Страх дал о себе знать именно в этот момент.
Южные земли королевства охватил пожар. Дым поднимался в небо, его уносило прочь, но запах пепелища и горелой плоти продолжал щекотать ноздри. Кинув взгляд на север, Бетельгейз увидел залитые солнцем серые пустоши — минутой ранее на их месте цвели степи синнэ Эллионы. Оссатуру спасали пробудившиеся вулканы. Впрочем, Бетти сразу же понял, что они, защищая от света, сжигали сады и леса лавой. Над Синааной оставалась лишь небольшая область непогоды. Все остальное заливали солнечные лучи.
Бетельгейз понимал, что любая ошибка, секунда промедления будут стоит многого, однако паника заставляла опускать руки. Чужие смерти связали крепко. Крик Первой повелительницы луны эхом отдавался в ушах, тысячи сожженных заживо синаанцев вторили ей, а свет продолжал гулять над королевством. Горе парализовало. Как оказалось, хладнокровие Бетельгейз не мог причислить к своим плюсам. «Мир» зло колол кожу, цепь раскалилась добела. В голове же стучало «Я недостоин». Он вырос слишком слабым, чтобы быть властелином мира. Это следовало понять давно.
С большим трудом Бетельгейз вызвал то, что знал с рождения — туман. Частичка мира-изгоя повиновалась сразу, и Синаану «обняла» густая белая дымка. Потом погас огонь.
Небо упорно не подчинялось.
— Ничтожество, — одними губами произнес Бетти. — Дядя не зря меня так называл.
Бетельгейз понуро побрел на северо-запад. Горелая трава хрустела под ногами; оставалось надеяться, что это была только трава. «Неприятие солнца — идея отца, — вдруг пришло в голову. — Зачем? Зачем так поступил? Чтобы не пересекали границу? Как подло!» От нахлынувших эмоций где-то вдалеке заворчал гром; Бетельгейз споткнулся о невидимую в пепле женскую заколку и упал. Серая пыль забилась в ноздри, глаза заслезились. Бетти не мог понять: есть ли чувства? Вызвало ли случившееся в душе хоть что-то? Или он, как говорил Донне, был неспособен к этому? Почему сейчас он думает о себе, а не о погибших? Одна часть внутри обвиняла, другая резонно замечала, что это бессмысленное позерство.
— Не думай, — вновь обратился к себе Бетти. — Иначе королевство точно смоет волной.
Что происходило в империи Хайленда и нейтральных островах, он старался не предполагать. Принцу хватало безжизненной, обгоревшей до основания синнэ Эллионы и обмелевшей реки Селирьеры. Когда справа показался город, чьи крепостные стены потрескались от жара, Бетельгейз остановился. Сил идти дальше он не нашел. Сотни скелетов, застывших в лабиринте улиц, уничтожили бы принца-убийцу.
Пристанищем стал камень, на который принц с равнодушием сел. Тело не обратило на обжигающую поверхность никакого внимания.
Что теперь?
Бетельгейз достал кольцо. Сапфировый полумесяц неистово светился.