Тело сразу отозвалось болью, но Донна не собиралась ей подчиняться. Сжав зубы, она поднималась на руках. Ноги казались чем-то лишним, чужеродным. Донна вспомнила, что лишилась в лаве половины тела. Она воссоздана Майриором, и ноги не слушаются именно по этой причине. Скорее всего, пройдет не один день, прежде чем Белладонна победит себя. А пока… пока нужно лишь сесть.
С большим трудом Белладонна сделала это и, пытаясь отдышаться, откинулась на подушку. Ее била дрожь. Словно две маленькие звезды поселились у нее в ногах, они ослепили, стоило их потревожить. Кажется, пару раз она лишилась сознания поддавшись боли-явлению. Крошечные электрические заряды плясали у нее в костях и голове, но постепенно затухали. Если она выдержала агонию, то выдержит и ее подобие, верно? Белладонна кинула взгляд в окно. Застывшая на небе луна насмешливо улыбалась.
— Я выдержу, — пообещала ей Донна и вновь поддалась размышлениям. Что произошло, где произошло, почему упомянули Римму и саму Белладонну… Это тревожило; фигура Майриора выступала среди этих вопросов неким ключом. Он бросил на погибель армию Синааны, отдал приказ избавиться от Ситри и убил Валентайна (о последнем не хотелось думать, будто отрицание могло его воскресить). Он играл с чужими жизнями. С холодным интересом следил за сумасшествием Леты и Вейни, точно кукловод или ученый, поставивший эксперимент. Белладонна даже вспомнила, что династия императорской семьи началась с него и Майриор убивал ее членов одного за другим. В том числе Валентайна. Сложив все детали, Белладонна поняла: служить Королю она больше не могла. Это противоречило ее ценностям.
— Что мне делать?
Она не могла оставить все как есть. Не могла. И, кроме того, не могла больше беспрекословно подчиняться.
Белладонна бездумно перевела взгляд на свою руку. Перевернула ладонь. Кожу на ней обожгла подаренная Валентайном лаванда. Красивый цветок, приносящий боль… принесший боль ей спустя много веков — Донна успела забыть, что это значит. Лаванда оставила темные пятна на коже. Некоторое время Белладонна изучала их. Наверное, та боль стала предупреждением, которое она не поняла. Лаванда — подсказкой.
Пятна — знаком.
Пламя черными зернами зависло над ними. Эйа говорила, что оно, украденное из Переменчивого мира, стало ценой жизни Вердэйна Аустеноса. Майриор предупреждал, что пламя чрезвычайно опасно, и советовал не использовать в больших количествах. Долгое время Белладонна исполняла приказ — дар оказался практически не изучен ею. Может, на это и рассчитывали… рассчитывали, что самый послушный Клинок не откроет ящик Пандоры.
От принятия заведомого неправильного решения ее спас стук в дверь.
— Леди Белладонна?
В комнату вошли двое: молодой мужчина и юная девушка, чем-то похожие друг на друга. Бетельгейз Чарингхолле-Десенто, законный наследник Мосант и принц империи, из храма которой был взят призрачный огонь. Просто Бетти, сын Майриора и леди Сиенны. Надежда последней на будущее. Белладонна любила его, как собственного ребенка. По ее мнению, Бетельгейз вел себя старше и мудрее отца.
Зеленые, но тоже светящиеся глаза Риммы смотрели на Белладонну с опаской. Тонкая, изящная, стремящаяся вперед. Шестнадцать лет было девочке — она до сих пор напоминала ребенка. Светлые волосы спускались к загорелым плечам, только одна прядь, обожженная молнией, выбивалась из прически. Белладонна вспомнила отчет Архоя, прозвучавший пятнадцатого числа месяца Альдебарана: Йонсу Ливэйг нашла в снегу золотой локон и сбежала с ним, предварительно изуродовав бедного оборотня апейроном. Что такое апейрон, Донна знала не понаслышке, ведь именно Йонсу когда-то лишила ее руки.
— Аль не хочет приходить, — мгновенно выдала сводную сестру Римма, подбегая к кровати.
— С вами все хорошо? — Бетти, наоборот, подошел тихо, спокойно. Сколько раз она просила обращаться на «ты»! Однако сейчас было не время об этом напоминать.
— Да.
— Мне кажется, вы говорите неправду, леди Белладонна, — произнес принц, садясь рядом. — Отец совсем не передал вам сил.
Жемчужный свет залил глаза Белладонны. Тепло ласкало ее, давало силы. К жемчугу присоединился тонкий шепот Риммы. Кровь внебрачной дочери Майриора Десенто носила в себе лишь отголоски серебра. Сила Бетельгейза была неукротима, как весенний поток горных вод.
— Ох, прекратите, — попросила Белладонна. На миг она даже почувствовала себя живой. — Таким количеством можно воскресить пару человек, а вы тратите свет на меня.
Донна вновь привстала на локтях — боль заворчала где-то в коленях и сразу же утихла. Попытка пошевелить ногами, впрочем, не увенчалась успехом. Механическая рука слушалась слабо, скрипела от напряжения, шрам на лице мешался. Белладонна до сих пор не могла привыкнуть к тому факту, что глаз всего один. Здоровая рука невольно коснулась скулы и, следом, пустой глазницы.
— Я мог бы вылечить, — сказал Бетти.
— Нет, — окончательно придя в себя, ответила Белладонна. Шрам стал вирой за глупость. — Лучше помоги встать. Мне нужно домой, в Оссатурлэм.
Ее посетило странное ощущение тревоги, стоило в воздухе раздаться названию города. Бетельгейз прокашлялся и выжидающе посмотрел на сестру. Римма сидела ровно, точно аршин проглотила. На лице ее застыло то самое мразотное выражение, с которым Майриор пытался признавать ошибки.
— Что-нибудь скажешь или нет? — непривычно строго обратился к ней Бетти, когда молчание начало становиться смешным. Римма выпятила подбородок. — Бессовестная, мне стыдно за тебя. Не знал, что ты настолько труслива, что не можешь извиниться.
— За что извиниться? — настороженно переспросила Белладонна. Римма картинно сморщилась, будто приготовилась реветь. Аудиторию для представления она выбрала явно неподходящую: Донна не выносила истерики, а Бетельгейз, благодаря матери и дяде, сносил их стоически. Слезы не тронули никого из них.
— Если ты плачешь, то почему в ауре безмятежность? — спросил Бетти, на его коже начали выступать темные пятна. — Никто не собирается тебя жалеть. Ты можешь закатывать истерики перед папой, но никак не перед нами. Это бесчеловечно. Подумай, сколько жизней ты унесла. Они были такими же людьми, как ты! Такими же живыми людьми! Достижения отца — не твоя заслуга, не смей хвастаться ими. Им было больно, понимаешь? Тебе дана сила от рождения, но не для того, чтобы так ее применять. Убивать можно только врагов, когда это грозит чьей-то жизни. Все эти люди считали тебя принцессой, их будущей защитницей. И что ты сделала? Ты даже не понимаешь, что сделала! Мне стыдно иметь такую сестру. Уходи. Видеть тебя не могу!
Римма покраснела, как флаг синнэ Гифтгарда, и, заливаясь слезами, сорвалась с места. Ее каблучки звенели громко. Продолжая реветь, она бросилась в коридор, где столкнулась с Леонардом. Старик чудом успел отскочить, держа поднос. Расплескался только чай.
Белладонне показалось, что ее душа покрылась каменной испариной. Обвинений Бетельгейза было достаточно, чтобы все понять. Включая слова Майриора.
— Положи поднос на тумбу, Лео, — словно со стороны услышала Донна свой голос. Он звучал тихо. Новость оглушила ее.
Майриор знал, но не сказал ни слова о случившемся. Предпочел предупредить, что будет, если Белладонна рискнет отомстить и тронет Римму. Это стало последней каплей, выдержать которую она уже не смогла.
«Уйти? Это не выход, — мысли перекатывались в голове, точно тяжелые камни. — Я в ответе за свой народ. Так говорил Валентайн, и он прав. Война? Что изменят новые жертвы? Ничего. Что я должна сделать? Забыть? Я не смогу забыть».
***
Веранды ее дома в Абэнорде выходили на реку. Стикс нес свои воды на юг, в залив Теней. Река бесшумно спускалась с гор и текла по равнине. Много лет назад жители Оссатуры создали каменную набережную для своей одинокой королевы, разбили сады. Яркие цветы — алые, сиреневые, синие, карминно-красные, оранжевые, искристо-голубые, — не имели запаха. Белладонна шла по этим мертвым садам без удовольствия. Лепестки, нежные, она это знала, касались бесчувственных ног. До рук, толкающих колеса инвалидной коляски, цветы не доставали. Сады сменились набережной, набережная — мостом, за мостом, среди праха, ее ждала стена.