— Открой глаза, солнце. Тьма не причинит тебе вреда, — раздалось в голове, и Анни против воли глубоко вздохнула.
Дико болела спина, неприятный холодок шел от места удара по телу, захватывая клеточку за клеточкой. Ее морозило, но одновременно и жгло − над сердцем, которое остановилось по воле заклятия. Лезли в голову черные воспоминания, казалось, уже старательно стертые из памяти: детство, отрочество, смерть… Чья-то рука нежно гладила ее по щеке под едва различимый шепот… Анни с трудом открыла глаза, которые немедленно зажгло от соли.
Траву покрыло снегом, с неба падали редкие снежинки. Вокруг стояли полуразрушенные домики, коробки, бочки, разбросаны кирпичи. Где-то рядом плескалась вода. Так холодно…
— Ты как?
Рядом на коленях сидел юноша. Ему можно было дать пятнадцать, шестнадцать лет; густые каштановые кудри дрожали от ветра с моря, ладная одежда липла к телу, словно промокшая. Капли влаги на коже отражали лунный свет. От ресниц юноши падали тени. «Как принц из сказок», — подумала Анни и произнесла вслух:
— Ты кто такой?
Юноша всплеснул руками.
— Ну кто же отвечает вопросом на вопрос?!
Анни удивленно заморгала.
— Да ты же сам… Ладно. Ты вытащил меня из воды? — неуверенно предположила Анни, мотая головой в попытке прогнать назойливые белые пятна в глазах. Юноша с самодовольной улыбкой кивнул. Если Ричард Оррей внушал Анни доверие с первых слов, то неизвестный спаситель добился строго противоположного. Он не нравился ей, как только мог не нравиться случайный прохожий. Без причин. В поисках этих причин Анни начала изучать юношу и побережье.
Она заметила, что ее одежда, покрывшаяся коркой льда, лежит рядом, а сама Анни сидит в чужом плаще. Гадать, кому принадлежал плащ, было бы излишним. «А как он меня…» — Анни даже додумать эту мысль смогла, ощутив, что краснеет. Пелена наконец исчезла из сознания. Де Хёртц подняла руки: сквозь ладони просвечивал улыбчивый незнакомец. К горлу Анни подкатилась тошнота. Ей казалось, что в желудке находится кусок льда.
— Я сейчас… — с трудом сказала она, поднимаясь на ослабевшие ноги, и, пошатываясь, пошла в сторону пролива. Едва макушка незнакомца скрылась за поворотом, как Анни упала на колени, ворвавшись в черное сгоревшее поле. Кашель сотряс ее: желчь с примесью крови закапала на землю. Горло горело, во рту застыла ядовитая горечь. Спустя минуту спазмы прекратились, и Анни устало упала на спину, выдохнув с облегчением. Ночное небо показывало только одну звезду — через которую она вернулась. Вспомнив сказки Офелии Нептане, Анни произнесла одними губами «спасибо» и подумала, что действительно благодарна неизвестной душе, которой Майриор посвятил эту звезду. Конечно, если бы Анни не вытащили из воды, возвращаться было бы некуда… Вспомнив о юноше, она поднялась на ноги.
Берег был пуст. Кроме нее, на краю остатков Каалем-сум никого не было. Осталась только сложенная аккуратной стопкой одежда. Не могло же Анни все привидеться? Чужой плащ, принц из сказки и шепот… Она задумчиво коснулась щеки. Лучше бы привиделось. Иначе получалось, что ее вытащили из реки, переодели и воскресили искусственным дыханием. Конечно, смерть все же хуже…
При слове «смерть» Анни очнулась окончательно. Она ведь в захваченном королевством городе! Стоит, не скрываясь, у развалин верфи. Анни опустилась на колени и принялась лихорадочно думать, что ей делать. Сил осталось до ничтожного мало. Спина болела, ноги дрожали. План Каалем-сум она знала только примерно. Где-то рядом рыскает Лета Инколоре; судя по фонарям, спасение Анни не осталось незамеченным. Ее ищут.
Лета Инколоре…
Анни кинула взгляд на руку — уже не прозрачная, бледная, но все-таки из плоти и крови. На указательном пальце зеленовато-серое пятно. Сначала Анни подумала, что это следы разложения, но потом догадалась, что именно этим пальцем касалась взорвавшейся души. Значит… ее путешествие было реальностью?
— Некогда об этом думать, — одернула себя Анни и на согнутых ногах начала подбираться к ближайшему дому. Подозрительный незнакомец сбежал. Друг или враг? Разумнее будет считать врагами абсолютно всех. Анни-до-Анлоса ни за что бы не сказала такое, но Анни-после-Анлоса не доверяла никому.
Дом был, разумеется, пуст. Из-под обрушившейся внутрь крыши пыталась выбраться обглоданная крысами рука, сами крысы пищали в углу. Одна из стен лежала на земле горкой кирпичей. Анни пробежала мимо дома, морща нос, и оказалась у другого, не менее «прекрасного», после чего услышала ржание коня. Первой реакцией стал испуг — вдруг враги? Его сменило удивление. Анни поняла, что помнит, кому принадлежал этот «голос». Заглянув за угол, она воскликнула:
— Да как ты тут оказался! — и торопливо закрыла рот ладонью. Незачем кричать во вражеском городе.
У колодца стоял спасенный вчера конь. Увидев Анни, он начал медленно идти к ней, будто красуясь. «Не мог же он реку переплыть! — думала Анни. — Лошади умеют плавать? В мультиках умели, а в жизни?.. Или, может, он мост нашел?» Как бы то ни было, конь, брошенный ею в горах у Реймир-сум, вернулся, и теперь Анни могла продолжить путь. В седле шансов на спасение окажется больше. Решившись, она потрепала коня по гриве:
— Надеюсь на тебя, дружок, — после чего с трудом забралась на него. Левая рука слушалась слабо, боль в спине не думала утихать.
Если Реймир-сум не имел четкой планировки и разрастался хаотически, то Каалем-сум изначально отстраивали по плану. Все улицы соединялись между собой круговыми проспектами и стремились к центру. Анни знала, что при взгляде на город сверху Каалем-сум походил на гигантскую паутину. Ей, однако, нужен был вовсе не центр.
— Пройди-ка по круговой налево, — шепнула Анни коню, будто тот мог понять.
Ее послушались.
Анни ожидала увидеть разруху, следы битвы, кучу тел и следы крови на стенах, как в Реймир-сум, но ожидания не оправдались. На улицах пахло краской и свежим деревом, где-то не убрали строительные леса. На одном из домов висела табличка с благодарностью «Миледи Белладонне, Сердцу Оссатуры». Анни растерялась. Она привыкла считать Синаану воплощением хаоса, зла; зачем же королевство отстраивает захваченный город заново? Разве они не должны были стереть его, как выражались, с лица земли? Это заставило Анни задуматься и вспомнить женщину, стоящую около Валентайна. Наверное, ею была таинственная «миледи».
С другой стороны, война, которую начала Синаана, унесла жизни миллионов. Не стоило об этом забывать.
Только… действительно ли ее начало королевство?
Анни знала: есть войны идеологические, религиозные, освободительные, войны за ресурсы. Она не смогла бы сказать, к какой принадлежало противостояние в Мосант. Слишком много неувязок и фальши находилось при взгляде на города под флагом Синааны. Хайленд защищался. Синаана нападала. Казалось бы, простой расклад. Вот только вспоминая карту западного материка, Анни понимала, что отправляя всю армию в малозащищенный стенами Каалем-сум, леди Астрея отдавала остальные земли без боя. Королевство обязано было победить в войне, и, тем не менее, позорно сбежало обратно под тучи и луну. Вот она, фальшь.
Мотнув головой, Анни заставила себя вернуться к реальности. Если Синаана решила отстраивать захваченные города, это не значит, что потерявшаяся в их стенах хайлендка останется целой. Ричард Оррей и Лета Инколоре успели показать «гостеприимность». Не стоило забывать и о сбежавшем юноше, он мог пойти за стражей. Будто уловив ее мысли, конь пошел быстрее.
Спустя двадцать минут Анни оказалась около очередной статуи. Любовь правящей династии к скульптурам бросалась в глаза. Анни, наверное, прошла бы мимо, если бы скульптура не изображала кронпринца верхом на жеребце. В руке он держал меч.
Анни остановилась. Либо автор польстил Михаэлю Аустену, либо красота погибшего наследника престола, о которой ходило столько легенд, действительно их заслуживала. Йонсу говорила, что она, Анни, похожа на кронпринца. В это с трудом верилось. Или речь шла о чем-то другом, более… вечном, нежели красота? Анни вспомнила взгляды Мару, Ричарда Оррея, нахмурилась и полупинком заставила коня идти быстрее.
Она определенно приближалась к центру: дороги становились шире, дома — выше. Справа нависали очертания замка. Они испугали бы Анни, если бы на противоположной стороне реки не бродил Бесплотный клинок Синааны. «Бояться стоит только людей, — к такому выводу пришла Анни, сидя в темнице Анлоса. Упадет кирпич на голову — объективная неизбежность. Что сделает человек — субъективная случайность». Конечно, в их голове тоже возникали логические цепочки, но для постороннего они останутся тайной, а значит — все-таки случайностью. Можно сколько угодно представлять чужие рассуждения, угадать и, тем более, повлиять на результат практически невозможно. И на упавший кирпич — тоже.