Потом пришло понимание — он не может вмешаться.
Да, это так. Бетельгейз хранил мир и не мог размениваться на отдельных людей. Не мог проникнуть к каждому в сознание и контролировать. Прийти и запереть по противоположным границам королевства двух враждующих Клинков. Не мог подойти к Белладонне и объяснить… все объяснить. Ведь любой разговор, особенно серьезный, вызывал переживания в душе, а значит — в Мосант. Он уже совершил подобную ошибку, объяснившись с Анни у стен Каалем-сум, и каков результат? Цунами на юге королевства. Там никто не жил, но где гарантия, что стихия обрушится на безлюдную пустошь снова?
Оставалось лишь ждать. Ждать, когда вернется отец.
Бетельгейз опал на спинку кресла, наблюдая, как собирается армия у границ Оссатуры. Мир за окном был тих и спокоен.
========== Глава 124 Четыре осколка души ==========
— Я родился давно, я видел мир до угасания. Мы звали его Чарингхолл — «залы Чаринга». Мой отец был его старшим советником, мать — придворной дамой, лучшей подругой владычицы Сезарии. Я родился человеком до раскола великой души. Чаринг не создавал мир, он улучшил свой дом и стал править им. Жители не были против. Война длилась слишком долго; Чаринг объявил эру мира и убрал зло, — Теллур вдруг улыбнулся. — Настало бессмысленное время. Мир остановился в развитии, но никто этого не замечал. Зачем что-то менять, если все хорошо? Твой дедушка, Трид, оказался единственным, кто остался верным погоне за открытиями. Но был еще один человек. Мерсия. Мы жили в свете и не видели мрака, находящегося под нами.
— Полуденные тени, — вполголоса произнесла Асель. — Единственный мрак, который создаем мы сами.
«Каждый из нас, — мысленно добавила она и, глядя на золотые эполеты Теллура, начала вспоминать очертания материков любимой Мосант. — Все темные мысли, желания, цели… без них людям было бы нечего вспоминать». Теллур же смотрел во винтажное окно напротив. За полупрозрачной стеклянной дымкой клубился мрак. Схожие тени оплетали комнату, но Асель их не боялась. В отличие от Теллура, ведущего непонятную ей игру. Юноша в малахитовом плаще протянул:
— Да, пожалуй. Мерсия приходился старшим братом Чарингу. По легенде, он отдал себя ночи, чтобы воскресить брата. В молодости я думал: стоит ли называть силу, творящую добро, тенями? Мерсия говорил, что все в мире относительно. Там, где начинается благо одного, заканчивается благо другого. Мне было шестнадцать, когда мир раскололся. После этого я лишь больше укрепился во мнении.
— Это все очень интересно, — колко заметила Асель. — Но ты до сих пор не ответил, что здесь делаешь.
Она стояла перед мраморным столом с блестящими прожилками и держалась за его край обеими руками. К коже что-то неприятно липло. Асель хотелось обернуться, чтобы понять причину, но ей оставалось только враждебно смотреть на мужчину в золото-зеленом плаще. Некоторое время назад он выломал дверь и забежал внутрь. Что бы он ни хотел, Асель разрушила планы Теллура, появившись из ниоткуда. Увидев ее, малахитовый божок остановился, и начался странный разговор, смысла которого «воплощение Мосант» не могло понять.
Теллур прижимался спиной к двери и, сложив руки на груди, беспристрастно вел его. Асель он напоминал куклу, в которую кто-то вложил огонек. Только он переливался в зрачках фальшивого совершенства.
— Что я здесь делаю? — переспросил Теллур. — Это интересная загадка. В какой-то степени то же, что ты. То же, что твой отец. Мое предназначением немногим отличается от вашего, но, все-таки, отличие имеется. После раскола великой души Чаринга Первичные боги Ожерелья получили ее части. Меня и Иридию одарили наши семьи. Что я делаю? Горю, светя другим, Асель. Пытаюсь воодушевить твоего отца на создание того, что соединяло бы идеалы людей, которыми я восхищаюсь: благородства, доброты Чаринга, непредсказуемости и красоты теней Мерсии, потоков жизни, целеустремленности, самоотдачи Эрмиссы и его собственные, Джея, достижения. Напрасно он принижает себя.
— Джея?
— Папа ни разу не называл полное имя? Майриор Джей Десенто. Он настолько ненавидел второе, что сократил до одной буквы. А ведь оно значит «победа». Поэтому я здесь. Я хочу привести его к победе. Ожерелье разрушается. Мы стоим на костях Чаринга, но даже кости сгнивают. Все измерения умирают. Они либо превращаются в пепельную пустошь, либо дают жизнь другим. Так думали все мы. «Серебро гаснет», говорят в Ожерелье. Недавно я понял, что это неправда — мы просто тратим дар неправильно. Твой отец, Асель, управляя Мосант, не потратил ни капли. Он создает этот свет. Посмотри на себя, ты — уникальна. Никто из нас не создавал существо, воплощающее мир. Джей отдал осколок тебе, потому что любит больше всего в целом Ожерелье. Одиннадцать тысяч лет он жил без части души и даже не замечал этого. Каким даром надо обладать, чтобы не почувствовать?! — глаза Теллура заблестели. — Я сразу увидел в нем талант! Боги Ожерелья не любят таланты. Им улыбнулась удача оказаться в нужное время в нужном месте, и только. Они ничего не сделали. В них нет искры. Астат создал сотни миров, но они ничтожны. Аргенто, Лантан, все вторичные — такие же. Один Висмут с оскверненным осколком что-то понимает. Пропусти меня, Асель, — совсем другим тоном сказал Теллур. — Там, в Мосант, гибнут последние люди. Гибнет наследие лучших из нас.
Асель обожгла его взглядом. Теллур, сделав шаг, остановился.
— Нет, — отчеканила она. — Папа никого не хочет видеть. Я — тоже. Мы справимся сами.
Теллур замерцал. Наверное, это означало грусть.
— С кем? С полукровкой, чей эгоизм не знает пределов, а значит, и душа независима? Владыкой Переменчивых миров, играющим с правилами измерений? Нет, не справитесь. Я хочу помочь. Я могу это сделать, Асель. Мне не нужна благодарность, я делаю все ради…
Дверь, ведущая в зал, затряслась. В дереве проявились трещины, сквозь которые на Асель глядел огонь. Она вцепилась в стол крепче; Теллур обернулся. Порывы ветра растрепали полы его плаща до пепельной бахромы. Расстегнув фибулу, Теллур позволил золотистой ткани улететь к противоположной стене. Искры заплясали у его лица, отражаясь в зелени.
— Джей боялся этого момента много лет, — произнес Теллур, окружая себя малахитовой дымкой. — Ее, Аргенто. Огонь всегда внушал ему страх. Сейчас, думаю, он бы взглянул на нее с презрением. Я тоже — не боюсь и презираю. Тебе лучше уходить. Возвращайся в Мосант, закрой последние проходы. Я задержу; Король Мерсия расправится с ней, если не смогу я. Иди! Ты не выдержишь огня.
Асель, бросив последний взгляд в трещины, впервые за весь разговор испытала сомнение. В голове проносились воспоминания о всем, что сделал Теллур, но сейчас он стоял перед Аргенто и ждал боя, чтобы защитить Мосант. Ради чего? И почему она всегда считала малахитового божка слишком легкомысленным, чтобы иметь серьезные причины и намерения?
— Иди, — повторил Теллур. — Я не хочу умирать зря. Возвращайся. Я не знаю, как победить Висмута, но Эван… Эван, все-таки, наполовину человек. Иди!
Зал взорвался огнем; фигура Теллура исчезла в его ярости. Всхлипнув, Асель повернулась к зависшему над столом шару и растворилась в крови. Все это время к ладоням упорно липла именно она — цвета серебра.
Мрак не настал. Асель окружал дым. Некоторое время она плавала в невесомости и наблюдала, как за полупрозрачной стеклянной завесой бьются два сгустка — огненный и зеленый. Один набрасывался на другого и изрыгал пламя, жар которого проникал сквозь защиту. Наверное, тому виной были трещины — Асель видела, что в паре мест дым тонкой струйкой проникал внутрь. Однако стоило ей об этом подумать, как края тонких линий на стекле затянулись, и остались только фигуры. Дым померк и замер ледяным смогом.
Впервые за жизнь Асель испытала сомнения — правильным ли был выбор уйти? Папа, во всем искавший выгоду, сказал бы «да». Братик Бетельгейз посмотрел бы с укоризной, а Йонсу напрямую отчитала о малодушии. Теллур — божок лжи и корысти в малахитовом плаще — защищал от ярости Ожерелья измерение, которое отказалось от него и не пожелало выяснять причины действий.
Интересно, что сказала бы мама…
Мрак стал жидким и тягучим, как вода. Асель не стала опускаться на поверхность мира и зависла над ним, с испугом и сомнением смотря туда, где, твердило сердце, находился Шайлиан. Мало ртутной завесы Висмута — любимый брат отдалялся сам вслед за отколовшейся Кэрлимой. Позволил ли папа уйти им или не смог удержать — оставалось гадать. Впереди расстилалась бесконечная ночь. Когда-то здесь жили эльфы, и их земля светилась от последних слез создавшей эльфов богини.