— Почему вы хотите меня уничтожить? — тихо спросило Асель. — Это не прихоть; должны быть причины. Вы бы не позволили себе неприязнь без причин.
Эван опустил руку — та замерла вдоль тела. Человек в зеленоватом с искрой костюме, стоящий в темноте и пепельном снегопаде — эстетичное зрелище.
— Мое предназначение с рождения. Я согласился с ним — предназначение стало целью.
— Ничего личного? — чуть не улыбнулась Асель.
— Почему же, — с прежним безразличием отрезал Эван. — Не будь личного — не стало бы целью. С детства не люблю выскочек. Его Лорелея… история нашей родины не знала выскочки более наглой. У милой Лорелеи не было за душой ни ничего: ни ума, ни красоты, ни таланта, только бесконечная гордыня. Гордыня полезна, если чем-то подкреплена; поэтому в Майриоре она не столь отвратительна. Предполагаю, что мой отец решил: Лорелея привьет ее в нужной мере. Увы, нет. Он тоже выскочка. Не люблю их. Такие люди норовят пошатнуть социальную лестницу и привычный уклад жизни. Почему он не мог спокойно выполнять указания нашего отца, членов Круга? Тогда бы ты не появилась. Я должен стереть тебя, чтобы другие, новые, не решили, что жить по своим законам — нормально. Стереть его и то, что он создал — моя цель. Даже если придется прихлопнуть остатки тех, чья душа прекрасней моей. С сожалением.
Взгляд Эвана был обращен к обвившей левую руку Асель воде.
— Милая девушка, — пояснил он. — Настоящая женщина. Именно такую я представлял рядом. Вдохновляющую жить. Жалко…
В очередной раз Асель попалась на его безразличие. Луч апейрона ударил по водяному щиту, в который преобразилась душа Айвены Ветвицкой, прекрасной леди снежных пустошей Синааны. Асель пошатнулась. Остатки воды собрались воедино и смерзлись в новый щит. «Любовь к моему папе? — запоздало подумала Асель. — Из-за чего она меня защищает?» Новый удар разломил преграду, и Асель опустилась на колени. Силы улетали стремительно — темнота вокруг сгущалась, отравляя ее. Даже фигуры Теллура и Аргенто на небе померкли.
«Ночь».
Волосы, лезшие в глаза, начали бледнеть в подтверждение. Раньше они сияли, теперь же становились тусклыми и серыми, как у второй жизни — лунного принца. Самое долгое и одинокое из всех. Оно закончилось в том числе по вине Эвана. Асель подняла голову.
— Убьете меня, и что дальше? Предназначение с целью окажутся исполнены, — колко заметила она. — А новое придумать не хватит фантазии.
Тут Эван, наконец, улыбнулся. Асель с содроганием узнала улыбку отца. Внешнее сходство все же нашло дорогу сквозь десятки поколений.
— Я не настолько бесчеловечен, как вам хочется думать. Часть обычной души имеется и у меня. Я вполне осознаю ее наличие и не отрицаю, в отличие от твоего создателя, не желавшего принимать свое место в социальной лестнице.
«Смертной души», — подытожила Асель, и в этот момент кто-то резко оказался между ними. Всполохи пламени закрыли происходящее; она успела заметить, что Эвана отбросило назад, в полумрак. Пламя?.. Асель замерла. Она знала, кто нежданный спаситель, и не могла в это поверить; когда глаза привыкли к свету, Асель восторженно взвизгнула. Шайлиан, повернувшись, подмигнул — перед ней оказалась протянутая рука. Рядом стояла Нитсу Кэйар. Ее присутствие притупило радость.
— Поднимайся, — сказала вампиресса.
Асель, поморщившись от приказного тона, все же встала. Ладонь лордэльера оказалась неожиданно мягкой. В памяти Асель шевельнулись неприятные воспоминания, связанные с Нитсу и прошлыми жизнями, но прочитать их она не смогла и всего лишь одарила Нитсу настороженным взглядом. Та не обратила внимания; Асель почувствовала холод у колена и обнаружила, что Нитсу опирается на металлическую ногу. Когда-то из-за Нитсу леди Белладонна лишилась руки — все в мире циклично и наказуемо. Это навело Асель на мысль, что все они стоят на пороге армагеддона не по воле случая.
— Живой? — голос Кэйар вернул ее в реальность.
— Как видишь.
От улыбки Шайлиана становилось легче на душе.
— Вижу я только тебя, — отпарировала Нитсу. — Загородил все спиной. Что с этой мразью?
Асель не могла налюбоваться братом. Стоя на пепелище, он излучал счастье: глаза горели, губы изгибались в легкой улыбке. С таким же вежливым радушием Мару Лэй сидела на аудиенциях и наносила визиты. Никто не встречал ее грусти и не видел слез, только напускное беззаботное счастье. Шайлиан улыбался по-настоящему, но, Асель была уверена, в нужную минуту он поддержал бы других своей уверенностью, как истинный предводитель. В левой рукой брат держал меч. Он показался Асель знакомым: черная ребристая рукоять, изогнутый клинок… Она потерла шею, поняв, кому принадлежал меч. Как чудно переплетаются судьбы… «Сын двух людей, ненавидевших друг друга, — подумала Асель. — И они действительно ненавидели. Она говорила мне. Она говорила. Я помню». Асель надеялась, что Мару видела сына и гордилась. Хотя, наверное, жестоко желать матери и второй леди империи лицезреть конец мира и своего ребенка на пепелище. «Конец мира» — неподходящее слово. Оно не передает перечеркнутое прошлое и растаявшее будущее во всех его возможностях. Только она, «мир», понимала смысл до конца.
Шайлиан улыбался. Он был молод. Для него любое страдание означало приключение. В его руке был один из клинков леди Эйа и Белладонны, зачарованный призрачным пламенем.
Он был безумно похож на ее второе перерождение, а глаза горели другим огнем, не холодным — папиным.
— Ты как, сестрица? — поинтересовался Шайли. Он выглядел расслабленным, но Асель заметила, как Шайлиан посматривает в отражение на лезвии. Эван за его спиной медленно поднимался на ноги. Падение не растрепало прическу. Насчет уверенности Асель не была уверена.
— Рада видеть твою моську, — ответила она.
«Это символично, — подводила ленивый итог собственной жизни Асель. — Его предки, каждый, разрушали мир. Эльтаис, Нёрлэй, Валентайн, Мару… Он мог презреть ответственность и стать таким же. Он мог бы, как Китти, устраниться и поплатиться за это клинком в спину. Он не сделал ни того, ни другого. Воспитанный юношеским запалом папы и Йонсу, он решил сохранить… Не думаю, что понимает: в этом искупление всего рода. Слишком молод, чтобы понимать. Его вдохновила другая».
Нитсу стояла рядом, не отрывая взгляд от Шайлиана. «В темных глазах, — писала Мару Лэй, — ничего не прочитать». В них не было ни эмоций, а мимику смело с лица Нитсу во время первой войны. Нитсу добровольно стала ее участницей в пятнадцать лет. Может, она на самом деле презирала юношу с мечом наперевес. Или дорожила… Стоя на пороге гибели, Асель хотелось верить в свет.
«Если мы выживем, я никогда не скажу, — решила она, — что именно из-за нее Шайлиан лишился матери. Стилет держала Нитсу, и она же вытолкнула за борт. Ирония…»
Эван резко отряхнулся от пепла, приковав все внимание к себе. Иногда человек абсолютно невзрачной внешности обладает такой харизмой, что оказывается на первом плане навечно.
— Наивный мститель, венец рода, — буквально выплюнул Эван очередную колкость. — И вавилонская блудница с кинжалом за спиной. Хороша компания! Зачем пришли? Пол тронного зала Кэрлэйири оказался слишком холодным? Лучше бы сидели и ждали, пока моя воля окончательно возьмет вверх над старыми законами.
— Поэтому и пришли, — прохладно заметила Нитсу. Взгляд Шайлиана стал сосредоточенным. «Ему достаточно нанести один удар, — вдруг поняла Асель. — Вот о чем говорил Теллур! Меч зачарован призрачным пламенем, он сожжет часть человеческой души! Спасибо…» Впервые болтовня Эвана сыграла против него самого; Асель захотелось крикнуть об открытии, чтобы Шайлиан знал, что делать, но где гарантия, что Эван не исчезнет, поняв, что его слабость раскрыта? Нет, ей следовало молчать.
— Я вас не понимаю, — все с тем же каменным лицом сказал Эван. — К чему эти саморазрушительные порывы, страсть уничтожать стабильную, привычную реальность, чтобы в конце концов наделать миллион ошибок и поплатиться за это?! Я могу подарить вам мир, где не нужно беспокоиться о будущем, где каждый найдет себе применение для общества! Нет неизвестности, нет неопределенности и нет никого, кто бы разрушил чертову социальную иерархию, которой отродясь не было в Мосант, потому что ее хозяин — зазнавшийся имбецил!