Призрачное пламя жгло нещадно. Оно проникало сквозь кожу и плоть, надежду и ярость, обгладывало кости. Призрачное пламя не давало тепла. Эван умирал в холоде бездны, и когда его колено надломилось, Асель испытала жалость. В конце концов, он всего лишь шел к своей цели. Эван заслуживал уважения, но заслуживал и смерти. Огонь крепчал; искры впитывались в вызванные полубогом тела, и мертвецы звали его к себе, желая вырвать больше жизненной силы.
Кэрлэйири продолжал стоять неприступной крепостью.
Единственным звуком, оставшимся в Мосант, оказался треск пламени. Мертвецы набрасывались на него, хороня Эвана глубоко под собой. Меч остался наверху. Сэрайз подняла его, провела пальцем по лезвию и повернулась к подошедшему Шайлиану. Юноша была бледен. Он принял меч из рук лунной принцессы; никто не произнес ни слова. Нитсу продолжала бездумно смотреть на Кэрлэйири. Гибель Эвана нисколько не потревожила воительницу. Все, что было важно для нее, заключалось в небе.
Шайлиан убрал меч в ножны. Сэрайз отерла с его лба каплю крови. Остался легкий розовый след.
— Он говорил мне про тебя, — услышала Асель ее тихий голос. — А я не верила, что это возможно. Думала, что осталась одна. Мы не одни. Мы остались. Наша династия продолжится в нижнем, эльфийском, мире. Папа был бы счастлив, и мама тоже! Я познакомлю тебя со Спэйси, и мы что-нибудь придумаем…
Нитсу выпрямилась после этих слов и сложила руки на груди. Кэрлэйири, наконец, прекратил подниматься. Он завис в двух-трех километрах над бывшими землями Мосант. Иногда его скрывали беспокойные рваные тучи — предвестники дождя. В глубине туч полыхал огонь, зеленые вспышки. От одной из них, последней, озарился весь пустой мир.
Асель в беспокойстве пошевелила пальцами. Она только сейчас поняла, что стоит по щиколотку в воде. Не успела Асель додумать эту мысль, как провалилась, точно под лед, в бездну.
Нет, это был всего лишь океан.
Тихий, молчаливый, темный. Черная вода ласкала кожу и застилала глаза. Асель не видела ничего. Вскоре шелк отступил от тела, и осталась только темнота. Она заглушала даже звуки.
Висмут, потеряв ненужного союзника, более не скрывал силы. Раньше тени прятались в углах, под людьми и в сновидениях, но теперь ночь стала осязаемой. Она вгрызлась в тело; чья-то рука подхватила ослабевшую Асель (мысли ее заслонила боль и туман) за локоть и заставила, крепко сжав ладонь, вновь встать на ноги. Это оказалась Сэрайз: фигура принцессы источала ровное лунное сияние, что становилось все ярче. Это был рассвет. Над ртутной поверхностью мира блуждали лазоревые лучи. Душа Сэрайз дарила невыносимый жар, он обжигал и отгонял тени, пламя менялось, точно ветер у моря: бледно-голубое, васильковое, насыщенно-синее и, наконец, серебристое. Чем сильнее оно становилось, тем дальше отступали тени; однако Асель видела, что и ночь становится бездной. Сияние собиралось в языки пламени. «Она как звезда», — подумала Асель, в восхищении глядя на принцессу сквозь туман в глазах. Так похожа на родителей… Одной рукой Сэрайз сдерживала ее, второй — Шайлиана, а сердцем — тени. Только одного сердца было слишком мало, чтобы победить.
Едва распустившаяся луна гасла, и в тот момент, когда Асель подумала, что мучение, наконец, кончится, душа Сэрайз зазвенела с новой силой. Что-то родное, дорогое разлилось в воздухе; Асель, повинуясь интуиции, кинула гаснущий взгляд влево, где загоралась еще одна звезда. Это был отец; по венам бежал горячий свет, и от него буквально разрывалось тело. Она видела неясный клочок света, летящий к ним, она видела щупальце тени, отрезающей путь, и яркий зеленый огонек. Они слились воедино; сплетенная душа впиталась в одиноко стоящего Шайлиана и опалило убегающую в Кэрлэйири Нитсу — последнее, что показал мир.
Последним же чувством стала раскаленная добела душа и жидкий свет, в который она уходила навсегда. Пламя обняло ее и растворило в блаженстве, в тысяче языков пламени, сливающихся в стремительном вихре серебряного мира — ее новой жизни.
Комментарий к Глава 124 Четыре осколка души
1. Редакция касательно веры в Мосант планируется.
2. И Майриор, и Эван родились в Киберионти. В тексте Майриор упоминает нового дядю для Бетельгейза - речь идет о прародителе Эвана. Один из Лансетеров взял в жены потомка Лии Эллиони. Майриор не знал об этом.
3. Имя Ксенона будет убрано из текста, на него нет времени.
4. Небесный город в главе - поклон в сторону Салема из “Снов оружия” (Алита. Боевой ангел). Думаю, он будет выглядеть в будущем примерно так же.
5. Тема конца света написана с оглядкой на “Хранителей” Алана Мура. Фильм не показывает мотивацию героя_который_заварил_всю_кашу (и которого не могу назвать ни протагонистом, ни антагонистом), но это сделано в комиксе. Некоторые фразы взяты оттуда с перефразом.
6. Многие моменты главы являются перефразом начальных глав Эклектики.
7. Напоминаю: Абадонна - Белладонна, Астарта - Валетта.
8. Так же довожу до сведения, что в соответствии с действующей редакцией принцессу Китти Вилариас пронзили клинками Ричард Оррей и Нитсу Кэйар (на что имеется отсылочка в первой главе, когда Теллур гадает Китти на картах) после того, как принцесса подписала соглашение о независимости островов Кэрлима. Таким образом, Китти получила за эгоистичность, нежелание нести ответственность сполна.
9. В дальнейшем, когда Анни и Мару плыли в Кэрлиму вместе с Нитсу и Ричардом, обоих мамзелей банально скинули за борт. Мару - на всякий случай, Анни - за компанию. Мару позже умирает от переохлаждения и ранения в живот, нанесенного Нитсу Кэйар.
========== Глава 125 Эклектика ==========
Пахло солью и пеплом.
Солью слез, пролитых по миру и всем его жертвам, пеплом грез, разрушенных былью. Только они витали над островом света, только они — ароматы, с которых все начиналось.
Не грело солнце, не уходило за горизонт, оно застыло гигантским рыжим шаром и медленно выцветало, будто понимая, что некуда спешить. Оно ли прятало луну или ночная гостья ушла в безвременние сама — не знал ни Майриор, ни никто другой, возомнивший себя властелином мира.
Небо темнело. Мир угасал. Почернели разрывы в матрице — результаты бесчисленных битв, которые Майриор прежде не замечал. Он не замечал прежде многого: ведь там, в мечтах, интереснее, а реальность скучна и предсказуема. Разрывы — последствия ошибок — сливались с бездной. Где бездна, где мир сущего — на то бы тоже никто не ответил. Лепестками, хлопьями тающих угольков кружили остатки Мосант и тихо, робко тлели.
Мосант гасла, как некогда Чарингхолл, превращалось в то, что показал Майриору Теллур — Пепельный мир. Если бы Майриор не увидел серые поля прежде… Он не был уверен, что смог бы наблюдать за кончиной любимого детища с достоинством и отрешенностью. Импульсы сердца оглушали, застилали глаза шумом. Майриор не мог сосредоточиться ни на чем, кроме гула в голове. Металлический обруч стискивал виски крепче и крепче.
— Холодно, — это слово разрушило тишину. Его произнесла Йонсу. Она сидела у края серебристого круга, спрятав под себя ноги, и ловила искры. Угольки таяли в ладони, осыпались пеплом под ее взором. Йонсу бросала его вниз, яростно, горько. Кусочки старого мира присоединялись к гигантской пепельной пустоши, над которой завис круг. Сияние крови Майриора показывало, что под ними образовался провал, на дне которого собрался весь прах измерения. А под ним, наверное, ждала своего часа бездна. Незримые стрелки приближались к полуночи.
Даже на Йонсу отразилось увядание: волосы потускнели, энергия стихла. Йонсу никогда не обратилась бы к нему, будь вокруг привычная Мосант; Майриор никогда не понял бы истинного значения ее слов, если бы они не остались одни. Ни радости, ни тайного злорадства от мучений врага и победы… Какой во всем этом смысл, если они умирают вместе? Майриор подошел к Йонсу и приобнял за плечи. Йонсу не оттолкнула. Плащ, подшитый звездами, укрыл их обоих. Нет, все же был еще один запах — аромат эльфийского тела, который едва не вызвал слезы у того, кто презирал творения Эрмиссы всю жизнь. Слезы собрались в горле и слиплись в комок.