Цветы окружали покои владычицы водной смерти, цветы находились внутри. Они вмерзли в остов дома, разукрашивали стены и высокий потолок. Айвена носила их в волосах, на орнаменте платья. Ей, прибывшей с полумертвой планеты, где природа сохранилась лишь в парках и музеях, не проведшей ни дня на землях империи, нравились разноцветные бутоны. Во льду они будут прекрасны вечно, а вечность — то, что уготовано Айвене или, коротко, Вейни, одной из вампиресс Синааны.
Больше цветов Вейни нравились лишь дети и особенно — Его дети. Ни один из Клинков не понимал, как можно по доброй воле согласиться на времяпрепровождение с дочерьми Майриора Десенто, ее Короля, а Айвена не понимала, как можно отказать и даже помыслить об отказе. Эти девочки были прекрасны. Смотря на них, она видела свою Любовь.
Вейни кружилась перед зеркалом, примеряя последний подарок Майри — ожерелье с кокетливой россыпью изумрудов, а сзади, на тахте, сидели две девочки и в восхищении смотрели на блестящее великолепие. Две пары глаз — темных и светлых. Римма, распустив волосы, в нетерпении ждала, когда ей перепадет возможность померить ожерелье, а Альмейра… что Альмейра? В жутких бездонных глазах ничего не прочитать. Эти глаза не имели никакого отношения к Королю. Аль была точной копией матери, и только душой Айвена чувствовала то же тепло, что дарило присутствие Майриора. Кажется, оно называлось серебром.
— Помнишь то платье, тетя Вейни? — воскликнула Альмейра. — Зелено-голубое, с золотым поясом? Очень подойдет!
— И к тому, белому с кружевом! — поддакнула Римма.
Архой, застывший у окна в человеческом обличии, мученически завыл, заставив всех троих обернуться. Оборотень, на чьей морде до сих пор виднелся след от апейрона, всем видом умолял дам разойтись по домам. Он с удовольствием ушел бы сам, если бы Майриор не приказал Архою следить за старшей из дочерей. Проделки Риммы постоянно грозили пошатнуть хрупкий мир — к этому Синаана пока не была готова. Каждый Клинок, помимо выполнения прямых обязанностей, приглядывал за девочкой в отведенной ему области. Вейни, например, следила, чтобы подопечная не пересекала пролив.
— Что такое? — пробурчала Римма, разом помрачнев. — Пора идти? Я хочу остаться.
— Вы здесь целый день, — заметил Архой, и было видно, с каким трудом давалось это «вы». Главарь северной банды оборотней не переносил вздорную девчонку, за которой был обязан следить, но отказаться от задания он не мог. Приходилось терпеть многое: капризы, ужимки Риммы, ее хамство. Айвена, в отличие от остальных, не обращала на причуды девочки внимания. Римма была дочерью ее любимого мужчины, настоящего создателя мира. Вейни была готова простить ей все, как прощала на протяжении долгих лет отца. Ситри говорила, что Айвена потеряла гордость от благоговения. Сама Вейни называла это иначе — Любовью. Чувство распространялось и на детей.
— И что? — голос Риммы был довольно высокий и неприятно бил по ушам. Она, подбоченившись, пыталась смотреть на оборотня свысока, будучи на полторы головы ниже. Архоя это забавляло.
— Леди Валетта требует, чтобы вы приходили домой к восьми, — заявил он.
— Вейни!
— Я не твоя мама, к сожалению, — развела руками Айвена. — Если она хочет тебя видеть — я не могу отказать.
— Я хочу быть с тобой на поединке! — заканючила Римма.
Альмейра подскочила.
— Поединок! Поединок! Я забыла! — в ужасе воскликнула она. — Тетя Вейни, дайте те чудесные заколочки, что вам папа подарил, беленькие с цветочками!
Оборотень что-то пробурчал себе под нос.
— Ворчи-ворчи, — Альмейра начала кружиться по комнате и прихватила за руку Римму. Две девочки, лучшие подруги, начали носиться по будуару. Оранжево-красное и белое платье, украшенные лентами и бантами, создавали безумный водоворот красок. — Сегодня Бетти побьет Валентайна! — звонко продолжила младшая дочь Майриора Десенто.
— Да-да!
— Я бы не был так уверен…
— Конечно, победит! — возмутилась Вейни. — Он же Его сын!
— Мой братик владеет мечом лучше вас! — выкрикнула Римма. Альмейра согласно закивала, отчего ее короткие кудряшки начали забавно подпрыгивать. Однажды Вейни попыталась представить Майри с подобными локонами и поняла, что тогда бы он напоминал ангелов с фресок еще сильнее. Здесь, среди инея на стенах, тоже прятались ангелы. Вейни ни на день не забывала, что до смерти была образцовой католичкой. Она полагала, что находится в Чистилище в ожидании Страшного суда, который наступит совсем скоро. Бог заберет достойных в Чарингхолл и оставит грешников в аду, коим станет новая Мосант. Остальные называли ее сумасшедшей.
— Потому что я не пользуюсь мечами? — обезображенное лицо Архоя скривилось в улыбке, и он снова отвернулся к окну, смотря в сторону пролива между Лакримой и пустошами Эллионы. Оборотню, как многим, не нравился остров. Слишком холодно — он постоянно кутался в меховой полушубок. Айвена, вампиресса, ценила зиму за красоту; девочки были невосприимчивы к температурам. Чудотворная серебристая кровь текла в обеих, защищая от опасностей мира. Они даже могли гулять под солнцем, что, впрочем, Альмейра не слишком любила. Римма же вечно пропадала на территории империи, создавая проблемы королевству. Ее матери, Лете, не раз приходилось нарушать «мир» в попытках найти сбежавшую дочь. Никто не успевал за девчонкой, путешествующей в ореоле молний.
— Потому что вы обычный смертный, — Римма, как всегда, не стеснялась слов. Архой ничего не ответил, лишь пошевелил ухом. — Как Валентайн, чем бы его мой отец ни одарил за службу. Всего лишь смертный.
Девочки остановились, замерев посреди комнаты. Римма была старше и выше; Альмейра едва доставала сестре до плеча, однако взгляд все равно выхватывал ее первой. Короткие черные кудри смотрелись выигрышнее гладких жемчужных волос Риммы. К тому же старшая предпочитала пастельные тона в одежде, как мать. Альмейру предпочитали одевать в яркие краски. Младшую любили все; Римму поминали со злостью, как черта. Черти тоже прятались на заиндевевших стенах. Айвена ни на секунду не забывала, что как убийца должна находиться в аду, а не Чистилище. Сколько бы грешников Мосант она ни утопила, кровь случайных прохожих, мужа и врачей находилась на руках до сих пор. Ее не смыть. Айвена не разделяла учения об индульгенциях, покаянии и старалась совершить как можно больше хорошего, чтобы во время Суда перевесила нужная чаша.
Возникшую паузу разрушил звон металла. На появившемся из ниоткуда ледяном столе лежали шесть светлых шпилек с позолоченными цветами. Альмейра взвизгнула от восхищения. Она все еще оставалась по-детски непосредственна и не стеснялась показывать эмоции.
— Тетя Вейни!
— Я тоже хочу! — возмутилась Римма, протягивая пальцы к блестяшкам. Альмейра стукнула ее по руке.
— Папу попроси!
— Ты тоже можешь его попросить, — процедила старшая. — Видишь его чаще, чем я.
Айвена попыталась забыть эту фразу, едва услышав. Прозвучавший колокольчик напоминал о многом.
— Девочки! —она попыталась прекратить едва начавшуюся ссору. — Римма, он подарит тебе заколочки красивее.
— Почему красивее? — жалостливо произнесла Альмейра и приготовилась плакать.
Нет, это невыносимо! В последние дни девочки будто с цепи сорвались. Айвена уже не знала, что с ними делать. Раньше Римма и Аль дружили крепко: не покидали друг друга больше чем на полдня, дарили друг другу подарки, гуляли, играли, болтали, как великие сплетницы. Год назад отношения изменились столь резко, что Вейни, не выдержав, рассказала о ситуации Майри. Отцу было все равно, а к матерям Айвена подходить не решилась. Может, случилась какая-то ссора. Может, девочки что-то не поделили. Но что? Айвена старалась относиться к ним одинаково. Бетельгейз уже вышел из того возраста, когда возня с детьми привлекает хоть как-то, а после событий на севере империи Вейни вовсе боялась с ним заговаривать. Да, сын Майриора Десенто ничего не помнил о случившемся там. Рассказать ему никто не мог, ведь присутствовали всего трое, помимо него, и одна из них, златоволосая безымянная девушка, находилась в том же положении, что Бетельгейз. Как все сложно!