— Я знаю, почему борется Ситри, Айвена, Валетта. Почему стою перед Каалем-сум сам. Не могу понять тебя.
— Почему я участвую в войне? — перефразировала Донна. — Ну… — судя по несвойственному ей слову-паразиту, Призрачный клинок смутилась. — Я защищаю то, что мне дорого.
«Позиция, свойственная лучшим мемориям, — подумал Валентайн. — Йонсу, Нитсу, Кестрель, Рейн — все они говорили именно так. Надеюсь, не увижу их завтра».
Донна вновь поджала губы. Весь ее вид говорил «Ты думаешь о женщинах», хотя знать об этом она не могла.
— Война тебе не к лицу, — заявил Валентайн. — В тунике ты выглядишь лучше, чем в доспехах. Защищать можно по-другому.
— О чем ты?
Кажется, она искренне не понимала.
— Я никогда не возвращался в дом, где бы меня ждали.
— Если ты сейчас скажешь, что мне нужно сидеть в Оссатурлэме, растить детей и готовить, то полетишь со стены, — отрезала Донна. — Благодаря какой логической цепочке ты вообще пришел к этой мысли, рассуждая о завтрашнем нападении?
Валентайн подумал, что полностью исполняться мечтам не дано.
Прошла ночь, и начал клониться к вечеру день.
Устье реки сковало туманом; небо затянули серые пушистые тучи. Улицы, крепостные стены обрывались в никуда. Изредка сквозь пелену прорывались лучи света и начинали безжалостно рыскать по крышам последнего хайлендского оплота на востоке. Город, занятый королевством, лучи не трогали. Он настолько погряз в тумане, что полуночный рыцарь не видел пальцев протянутой руки. И Каалем-сум, и Реймир-сум, молчали, предчувствуя грядущую бойню. Как он.
Валентайн стоял на том же месте, что и вчера. «Айвена опять перестаралась, — ругал он рассеянную придворную даму.— Размечталась, думая о своем блистательном! В такую погоду можно забыть о координированной атаке. Мы не будем различать друг друга в бою. Уверен, половина погибнет от своих же. Лучше бы дождались заката».
— Надо было заставить Нааму поджечь город, — заявил Валентайн. — Дым гуще тумана и не так зависит от ветра. Плюс, он не настолько мерзок.
Донна сидела на каменном зубце и занималась любимым делом: полировкой мечей.
— Подобно самой Нааме, огонь непредсказуем. Мы могли бы пострадать сами, — меланхолично рассудила она. — Не волнуйся, все пройдет гладко. Солнце не нанесет вреда.
— Мне ничего не будет от света! Я беспокоюсь о тебе и других, — выкрикнул Валентайн бездумно. Донна, приподняв брови, отстранила мечи и внимательно посмотрела на него, после чего повернулась к небу над Каалем-сум.
— Когда армия Хайленда дошла до земель Эллионы, где ныне находятся пустоши Валетты, имперские мемории разогнали облака. Мы не могли выйти из убежищ, сидели в подземельях и ждали ночи. Тогда мое решение едва не стоило всем жизни: Саманта Санурите собиралась зажечь второе солнце сразу после наступления темноты, мы бы сгорели под ним. Планы расстроила Сёршу. Она выбежала под закатное солнце со словами, что верит. Тогда мы впервые узнали, что последние лучи не страшны нам — таково проклятие Клинков. Иногда думаю, что простые воины тоже остались бы целы, если бы верили. Не беспокойся о нас. Думай о своей чести, — быстро проговорила она со странной интонацией. Валентайн не придал ей значения. Вместо этого он поднял один из парных мечей Донны.
— Клинки Призрачной луны? — с налетом страха спросил рыцарь. — Милая, они заслужили второй шанс. Все заслужили второй шанс. Возьми сегодня другие.
Донна повернулась. Ее белое лицо в очередной раз напомнило Валентайну лик прекрасной статуи.
— Что-то не так? Ты не согласна?
Донна осторожно забрала из его рук меч и соскользнула с зубца.
— Пора начинать, — вместо ответа сказала она. — Я буду у восточного моста, не забывай. И помни, ради чего мы боремся на самом деле.
Озадаченный напутствием Валентайн проводил ее взглядом. Ради чего? «Месть», — ответил рыцарь твердо. В своей цели он был уверен. Валентайн вспомнил о матери, о той, что одолела когда-то Вердэйна Великого в войне за север. Реймир-сум был построен младшем братом, Рейлиаром, но род его, смешавшись с эльфами, процветал до недавнего дня. Каалем-сум завещали Валентайну, восьмилетнему мальчику — Михаэль забрал город, к которому не имел никакого отношения, и сделал своим. Это стало первой обидой, нанесенной донельзя мстительному полукровке. Сегодня Валентайна не интересовали люди, его волновал только один лжец, прячущийся за армией и стенами города.
Эйа… Правильно ли он сделал, заключив мать во мрак ущелья? Ведь преступление ее сродни преступлению, что готовился совершить он. «К черту сомнения! — внезапно подумал Валентайн. — К черту! Он заслужил это!» Самокопания были чужды полуночному рыцарю. Он шел только вперед, как подсказывало сердце.
Подав знак Валетте и Леонарду, Валентайн шагнул со стены Реймир-сум. Плащ стал крыльями. Черная шерсть начала пробиваться сквозь кожу генерала-оборотня, начиная от кончиков пальцев и заканчивая лицом, удлинявшимся в оскаленную морду. Глаза вспыхнули, превращая зрачки в ромбы. Протяжный вой раздался над Мосант, проникая в самые глубокие пещеры в горах и разливаясь над морскими просторами вечности. Армия зашумела, подготавливаясь к величайшему бою, что должен был сотрясти сами основы мира. Так думал Валентайн. Он бежал по серому камню: длинные когти скребли по земле, лапы совершали гигантские прыжки. Добравшись до реки Нойры (ветер свистел в ушах, покрытых смоляной шерстью), Валентайн нырнул. Вода затянула его, как болото. «Болото, — подумал полуночный рыцарь. — Я столько лет пробыл в нем — теперь знаю точно, как выбираться». Сделав гребок, Валентайн вынырнул и оказался посередине реки.
Почему-то именно сейчас, борясь с волнами, он вспомнил, как первый раз потерял сущность человека. Донна говорила, что проклятие выбирает слабые места в душе. Ненасытная Ситри стала вампиром, ослепленная яростью Наама — ифритом, он, полуночное чудовище, стал чудовищем окончательно. Состояние не вызывало неудобств, в нем даже было комфортнее. Валентайн впервые за девятнадцать лет подумал, что это пугает, и решил перевоплощаться реже. Сегодня, однако, он собирался использовать все возможности. Звериная сущность медленно брала вверх: заглушала отголоски здравого смысла и реальности, рисовала картину из инстинктов и жажды.
Оборотень без особых усилий доплыл до первого острова, принадлежащего Каалем-сум, Призрачный город — так будут называть его во всех уголках Мосант. Небо стремительно темнело. В туман вплетался дым. Валентайн глубоко вдохнул. Сила лавы, которой он обладал, была родственна огню и, как следствие, дыму. Рыцарь ощутил заряд бодрости, и ненужные размышления окончательно ушли на второй план. Все, что он видел сейчас, воплощалось в призрачной луне. Герб королевства пылал над сердцем, на доспехах. Они были черные, непроглядно-черные, только серебристые полосы украшали ворот и кисти да на спине мерцал волк, выложенный драгоценными камнями. С низким рычанием, рвавшимся из груди против воли, Валентайн вытащил меч из ножен.
— Пора, — прошептал он и ступил на территорию Призрачного города.
Гортанно вскрикнув, Валентайн ударил острием меча по стальной сфере — тишину пронзил высокий колокольный звон. Вспыхнули факелы, освещая темноту города. Лязг оружия слился с колокольным звоном и шумом воды.
Битва началась.
Вспыхнула лава, но Валентайн был готов. Использовать против него его же оружие! Оборотень заморозил лаву и, взмахнув мечом, разрубил. Черные бисеринки закапали на мостовую и спустя секунду смешались с кровью. Одним коротким ударом Валентайн выпустил кишки первому, кто встал у него на пути. Внутренности скользким клубком змей упали на мощеные плиты — радостная улыбка обезобразила лицо зверя. Перешагнув через тело, он ступил на длинный мост, ведущий к городу.
К нему бежали человек двадцать, не меньше, и меч завертелся, как коса, разрубая тела на части. Острие раскраивало кости черепа, отсекало носы, распарывало рты, делая их еще шире, лишало рук и ног. Толпа редела, становясь уродливыми останками, лежавшим позади на мосту. Но тревога уже поднялась: выли сирены, кричали генералы, сгоняя народ к Валентайну, не зная, что попадут в ловушку. Коротко что-то прорычав (он чувствовал запах Михаэля), Валентайн рывком перебрался через очередной мост и, завывая, снова стал человеком. Этот процесс дарил ему невообразимый экстаз. Нервы были на пределе: клыки так и остались торчать наружу и зрачок был удлиненным, как у змеи. Стряхнув оставшуюся шерсть и вновь оказавшись в доспехах, сотканных по его желанию, Валентайн оценил обстановку.