Выбрать главу

— Боже мой, замолчи!

Вдали показалось персиковое платье Альмейры. Подруги рефлекторно повернули головы к девочке. Принцесса неспешно шла к ним с угловой башни крепостной стены Гифтгарда. Аль играла с вулканической пылью и заставляла ту складываться в фигурки людей, танцующих в воздухе — пар мужчин и женщин. Иногда между ними бегали дети. Айвена умилилась; Ситри, наоборот, поморщилась от увиденного.

— Ненавижу их, — процедила она. — Ненавижу. Чертова серебристая кровь, гори она в бездне. По сравнению с ними я чувствую себя безобразно слабой. Ходят такие красивые, всесильные, уверенные в себе и в том, что я грязь под их ногами. Тебя это не бесит, Айвена? Меня — да. Я не с Майри именно поэтому. У Валентайна хотя бы чувства есть… и слабости.

— Осталась бы тогда в империи, — бросила Вейни, невольно заражаясь манерой речи Ситри. Будь ее воля, она бы сейчас скинула подругу с крепостной стены за такие слова. Танойтиш стала Клинком не для того, чтобы установить власть Луны над всей Мосант и показать хайлендцам истинного бога, а ради себя. Выводы Айвены немедленно подкрепились словами самой Ситри:

— Нет, не люблю быть на стороне проигравших. И бессмертие просто так не дается. Знаешь, как раздражали бесконечные сеансы исцеления крови? — Ситри плюнула в сторону империи. — Сборище двуличных уродов-неудачников. Никакой свободы. Ты не была там, тебе не понять. Здесь лучше… да, лучше, — повторила она. — Не разрушай сплоченность Синааны, не превращай Тьму в цирк Света.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

Ситри хотела было ответить, но подбежавшая Альмейра заставила ее промолчать. Вейни не знала, что и думать. Каким образом она могла «нарушить сплоченность»? Она, мечтавшая, чтобы все Клинки оставались одной дружной семьей? Ситри и ее порочные отношения с Валентайном причиняли во много раз больше вреда. Оставалось только представить, что сделает Донна, потеряв терпение. Владычица Лакримы считала: Призрачный клинок был таким же опасным, как Бесплотный. День, в который они бы столкнулись, точно стал бы последним.

Уткнувшаяся в живот Альмейра отогнала неловкие, обрывистые рассуждения.

— Тетя Вейни! Вы проводите меня до Зачарованных садов? Может, Римма там?

Мысленно Айвена представила карту королевства. Река Селирьера, упиравшаяся в Сады, принадлежала Валетте. Все мосты через реку Стикс выходили к пустошам Эллионы. К Золотым палатам, берегу залива Теней Айвена остерегалась приближаться. Кто знает, что выкинет Валетта, если она приблизится к резиденции Майри. Своей силой Вейни боялась навредить девочке, в совместных путешествиях они всегда передвигались пешком или с помощью карет. Однако все дороги из полуострова синнэ Гифтгарда и Оссатуры вели через пустоши Валетты. Сюда Вейни добиралась морем, без принцессы. Продолжая сомневаться, она все же приняла решение.

— Боюсь, нет, Аль, сегодня без меня, — произнесла Вейни. Ситри с интересом покосилась на нее. Да, отказывающая Айвена — редкость! Альмейра подняла чуть обиженное личико.

— Почему?

— Мне нехорошо, — соврала Вейни. Ложь должна быть как можно ближе к правде, тогда в нее поверят. — Тебе, дитя серебра и мрака, не понять проблем тех, кто до сих пор смертен. Мое сердце не бьется, но…

— Не выдумывай, — оборвала Ситри и развернулась к принцессе. Танойтиш была чуть выше Альмейры и раза в три шире. В сочетании с темным плащом выглядела фигура Ситри пугающе. Темно-зеленые волосы развевались, как у заправской ведьмы. Ее правая скула была сворочена набок, глаз «поплыл», опустился вниз вместе с уголком губ. Неудивительно, что Ситри весь вечер пыталась стоять ко всем профилем.

— Почему папа вас не вылечил? — вырвалось у Аль. Девочка, отстранившись от Айвены, приподняла руку и попыталась дотянуться до лица Ситри, пальцы ее окутались свечением, но Стальной клинок отвела руку.

— Свою рожу я лучше опытному Бетельгейзу доверю, — сказала она. — Не вылечил, потому что не посчитал нужным. Айвена, заткнись заранее. Садовые цветочки гибнут в первую очередь, — бросила Ситри. — Слушай сюда. Не буду врать, не помню я, сколько тебе лет, но выглядишь ты мозговитой. Пора бы тебе спуститься с небес на землю.

— Ситри!

— Сказала же — заткнись! — прикрикнула та, продолжая стоять перед Альмейрой в той же позе. — Делаешь ей только хуже! Пусть лучше от нас узнает, чем от кого другого. Ты не ребенок, — вновь обратилась Ситри к девочке, — забудь об этом. Мир не заканчивается платьями и колечками. Римма не гуляет с тобой, потому что понимает, кто ты и кто она.

— Она моя… сестра, — ответила Аль, но Айвена, к своему ужасу, почувствовала неуверенность в слове.

— Сводная, милая, совсем разные вещи. Ты принцесса, а она никто. У нее даже родовое имя другое. Она Инколоре, по Валетте. Римма внебрачная дочь, она это понимает, поверь. Не только она понимает, мать ее тоже. Риммы нет рядом с тобой, потому что ей Валетта сказала. И поверь, твой влюбленный папаша не горит желанием встретить твою мать снова.

Вейни с жалостью смотрела на Альмейру, но девочка, казалось, совершенно не огорчилась. Принцесса слушала внимательно. В эти секунды она очень напоминала отца. Аль всегда была точной копией мамы, но задумавшись, заставляла вспомнить о Майри, после очередной вспышки активности сидевшего на берегу Зачарованных садов. На глазах Вейни навернулись слезы.

— И ты говорила что-то о расколе, — промолвила она.

Ситри фыркнула, развернулась к ней и, увидев повисшие на ресницах капли, стала говорить еще более безапелляционно. С Танойтиш старались не спорить, не желая попадать по горячую руку, и знали, что к жалости взывать бесполезно. Слезы выводили ее из себя. Ситри презирала слабых.

— Это жизнь, Айвена, а не ваши сантименты! Валетта прихлопнет ее, если захочет, и Римма тоже прихлопнет. Сомневаюсь, что Римма рада, что теперь не единственная дочь. Зато знаю точно, что…

«Замолкни! — пыталась сказать ей взглядом Айвена. — Просто замолчи, ради Бога!» Ситри оставалась глуха и слепа.

— Не рассчитывай на защиту отца, он всегда ищет выгоду. Если ему будет нужно, он продаст тебя самой бездне, чтобы остаться в плюсе.

— Аль, я доведу тебя до выхода, — прервала ее Айвена и взяла принцессу за руку. Ступени шли вниз, к мосту и переходу в главное здание Гифтгарда, где стояли кареты.

— Ты ей же хуже делаешь!.. — понеслось вдогонку.

— Не слушай ее, — произнесла Айвена, молясь Богу, чтобы слова оказались забыты. — Римма — твоя сестра, она тебя любит и… у нас сейчас небольшие разногласия с леди Валеттой, они касаются только нас двоих, — начала оправдываться Вейни, стараясь не смотреть малютке в глаза. — Я не хочу ее видеть, только и всего. Ты вполне спокойно можешь гулять с Риммой, по землям забвения. А твой папа… Подумай, разве он может поступить… так?

Аль ничего не ответила. Перед глазами Вейни снова возник красный туман — чертово волнение! Карета стояла внизу; кучер спокойно курил, но, увидев приближающихся дам, тут же выбросил сигару за плечо. Дверь открылась перед Альмейрой, Вейни отпустила ладонь принцессы.

— Бетти!

Аль восторженно взвизгнула и набросилась на брата. Айвена счастливо улыбнулась — небо услышало ее молитвы. Теперь все обязательно исправится. Бетельгейз медленно перебирал локоны принцессы, придерживая ее за спину. В васильковых глазах танцевали огоньки. Вейни с трудом заставила себя не думать о случившейся много лет назад трагедии и проверила мысленный блок, который ставила себе по просьбе Майриора. Чары держались. Тем не менее, она не могла отделаться от ощущения, что Бетельгейз видит ее даже больше, чем насквозь.

— Почему ты раньше не вышел? — требовательно спросила Альмейра, продолжая стискивать брата в тоненьких ручках. На высоком, широкоплечем Бетельгейзе она смотрелась совсем крошкой.

— Я только пришел.

— Ко мне?

— И к тебе тоже, — подтвердил принц мягко. — Леди Ситри наверху, у стены? — спросил он уже у Айвены. Та, помедлив, кивнула.

— Я поняла! — раздался приглушенный возглас Аль. — Ты пришел вновь сделать ее красивой. Я хотела помочь, она отказалась. Я не слабее тебя вообще-то!

— Не слабее, енотик, — прошептал Бетельгейз ей на ухо и пощекотал. Альмейра, визжа, скатилась с брата на скамью. Принц встал и, сгибаясь, чудом протиснулся в узкий проем кареты. Дверца захлопнулась. Вейни вновь ощутила легкий страх перед монументальной фигурой в белом.