— Ладно, — буркнула Ситри. — Забудь, — заключаемый мир ознаменовала ее рука, опустившаяся Валентайну на поясницу. Считая себя прощенным, он склонился над бестией снова и ощутил сладковато-приторный вкус человеческой крови.
В этот раз обошлось без сломанных рук и ног. Вместо них Ситри получила пепельный синяк внизу живота и такого же цвета подтеки на бедрах.
— Конечно, кишечник у меня не атрофировался именно для таких целей, — с сарказмом бросила она, лежа на горячем камне, пока Валентайн одевался. — С тобой бы такое же провернуть…
Хотелось надеяться, что она пошутила. Валентайну стало не по себе. Поправив ремень на брюках, он с участием в голосе спросил:
— Может, тебя домой перенести?
— Не стоит. Побуду здесь до собрания. Кто придет — скину его вниз, делов-то, — Ситри поерзала на месте и поморщилась. — Уходи давай, пока Белладонна не начала искать, — плюнула она ядом напоследок, после чего отвернулась. По смуглой коже играли отблески пламени. Свидание было очевидно закончено.
Валентайн начал подниматься обратно. «По-моему, она продолжает злиться. Что случилось? Девятнадцать лет спокойно переносила существование Донны, не говорила о ней, а сегодня…» Он поймал себя на мысли, что рассуждает непривычно спокойно, да и сам факт попытки осмыслить происходящее что-то значил. Раньше бы он не обратил внимание на настроение Ситри. И отвести домой он едва бы ей предложил. Валентайн, не глядя по сторонам, медленно поднимался. Этажи ущелья сменяли друг друга — он не замечал, видя только дорогу под ногами. Что-то менялось внутри, но отчего, почему? Почему, услышав слова Донны на стене, он выпал из реальности в бездну? Зуд внутри, который не получалось понять, продолжал мучить. Он не ушел даже после двухчасовой встречи с Ситри. Когда же возник?
— Здравствуй.
Валентайн остановился. Голос матери вызвал мурашки по коже и, следом, гнев. Собравшись с силами, он выпрямился и перестал изучать камни под ногами:
— Эйа, — обратился он к самой крайней клетке. Клетка отличалась от других: она горела от мощной магии, что вместе создали Валентайн и Валетта Инколоре. Остальные заключенные удостоились лишь ржавого замка. Куда можно уйти из тюрьмы создателя этого мира? Только в бездну — и никто не горел желанием, кроме одной лишь Эйа.
Клетка медленно повернулась, явив его взгляду изможденную женщину, чьи сиреневые волосы спускались вниз на добрый метр, проходя сквозь прутья. Бледная кожа, свойственная жителям Хрустальных земель — когда-то в детстве у него была такая же, вспомнил Валентайн. В глаза матери он не мог смотреть. Раньше Валентайн спокойно делал это, ненавидя Эйа всеми остатками выжженной местью души; теперь в нем словно что-то сломалось. Ведь он помнил, что когда-то в его зеркале отражались такие же сиреневые глаза с льдистым отсветом в глубине. Не глаза волка — глаза человека.
Первые годы изгнанный принц пытался выяснить, зачем мать убила его отца, но хрустальная дева молчала, не желая ничего объяснять. Валентайн проклинал Эйа, говорил, что убьет ее, но обнаружил, что не может этого сделать. Иногда же, как блудный сын, не мог произнести ни фразы. Эйа всегда сама знала, зачем он приходит, и находила слова для совета.
— Неважно, на какой ты стороне. Ты обладаешь душой, — сказала она при первой встрече. — И ни один бесчестный полубог не отнимет ее у тебя.
Наверное, именно поэтому Майриор никогда не высказывал желания освободить Эйа из клетки. Вся Синаана знала: предательства по отношению к себе он не прощает.
— Ты запутался, Валентайн, — услышал он в этот раз. — Боишься стать путником бездны. Кому ты мстишь? Разве Михаэлю? Мару? Астрее? Ты убиваешь невинных, сын. Почему? Потому что тебе так сказали? Ты всю жизнь рвался из клетки, а теперь снова выполняешь чужую волю, даже не прикрытую благочестием. Я не узнаю тебя.
— Ты и не знала меня! — вспылил Валентайн мгновенно. — Ты убила папу и сбежала! Я видел тебя только на войне!
— Разве я нападала на тебя?
Нет. Нападал он.
— Ты убила его.
Лицо матери осталось холодным.
— Убила, — согласилась она.
— Почему? — упрямо спросил Валентайн, хотя знал, что Эйа не ответит.
— Ты не поймешь, — заявила она. — Не задавай больше этого вопроса. Может, поймешь сам… позже, когда возникнет угроза Белладонне.
Валентайн резко выдохнул. Лава, шипя, забурлила за его спиной.
— Что ты хочешь сделать с ней?! — вскричал лорд-оборотень в гневе.
— Угрозой являюсь не я. Угрозой будешь ты.
— Что за бред, — забормотал Валентайн, отворачиваясь. — Я никогда не… никогда… Чушь! — воскликнул он. — Я никогда ее не трону! — и полуночный рыцарь начал медленно отходить обратно к лестнице, под взором матери. Слова испугали его. Лжет… Эйа всегда лжет.
Всегда ли?
Спустя пару часов, уже находясь в зале Золотых палат, Валентайн вспомнил первую встречу с Майриором Десенто и фразу, сказанную в свой адрес:
— Этого даже не придется менять, — сказал Король, показав ослепительную улыбку, абсолютно сумасшедшую, после которой Валентайн впервые задумался о том, а не псих ли руководит Клинками.
И что в итоге? Он поступил даже хуже матери, думал Валентайн. Или же нет? Что хуже, поступок Эйа или убийство деда? И пусть Белладонна не дала ему этого сделать. Что толку обманывать самого себя: Валентайн убил бы Михаэля сам, если бы ему оставили такую возможность. Поступок Донны вызвал такую ярость, что он едва не убил Мару. Кто-то бы даже посчитал, что лучше бы убил. Может, он все-таки перестал быть человеком и стал зверем? Правдивы ли первые слова Эйа, сказанные ему при встрече девятнадцать лет назад?
На стул рядом с Валеттой опустился Майриор, сверкая плащом и белозубой улыбкой. Валентайн не желал смотреть в его сторону. Ему хватало размытого золотого пятна слева и раздражающего голоса.
— Мы задержались, поэтому давайте побыстрее. Белладонна?
— Да, мой король.
Немного опешив от наглости, Призрачный клинок поднялась и начала доклад. Который никто не слушал: Майриор через весь стол заигрывал с Айвеной; Валетта сидела с каменным лицом — в комнате стало очень холодно; Валентайн же не переставал удивляться высокомерию и наглости Майриора, который всех собрал, заставил прождать час и теперь ничего не слушал. Наверняка развлекался с Валеттйо Инколоре. Мысли его невольно перетекли на управление Синааной. Да что вообще делал их доблестный Король? Внутренняя политика целиком висела на Клинках-вассалах, во внешней он ограничивался парой дурацких приказов, а исполнялись приказы опять же ими.
Впрочем, такая же схема существовала и в империи. Единственное отличие: Астрея Аустен старалась пускать пыль в глаза всем жителям. Майриор не собирался этого делать. Любого недовольного попросту ждала бездна. К тому же, у населения Синааны не было достаточного количества разума, чтобы понять, что их Бог — ничтожество. Валентайн раздраженно выдохнул при этой мысли и повернулся к Майриору. Тот, не обращая внимания на своего генерала, строил глазки подчиненной. Валентайн ненавидел его глаза. Они напоминали ему о ярком небе Хайленда.
Наконец Белладонна сказала:
— Доклад закончен, — и села обратно.
— Майри, — чуть слышно произнесла Валетта.
— Уже? — Король перестал переглядываться с Айвеной. — И я Майриор. Леди Белладонна, когда наши силы смогут напасть на Анлос?
— Через шесть дней после Вашего приказа, я полагаю, мой король.
— Почему «полагаешь»?
Белладонна посмотрела Майриору прямо в глаза. Валентайн не мог не отметить этот факт.
— Потому что армией занимается лорд Валентайн. Я лишь ваш главный помощник, тактик, стратег и правая рука, мой Король. Организацией и непосредственным руководством занимается, как я уже говорила, лорд Валентайн.
— Тебя послушать, так я ничего не делаю. Чем, в таком случае, занимаются остальные?
— Я ваш хранитель, мой Король, — произнесла Валетта.
— Черта с два. Скорее я вас всех охраняю, — резко сказал Майриор. Настроение владыки всегда было неустойчивым. — Я лечу ваши гребаные раны уже тысячи, десятки тысяч лет, латаю дыры в вашем организме, некоторые и вовсе благодаря мне еще не умерли, — едва заметный кивок в сторону Айвены и Донны, — вы все бессмертны благодаря мне, но почему-то некоторые из вас считают, что я ничего не делаю, держу в руках только расческу, раздаю глупые приказы и имею всех подряд. Прости, Валентайн, видимо, я тебя обидел, когда не поимел.