— Понимаю, — после паузы отозвалась Рита.
— Я не хочу сказать об Илюше ничего плохого, он очень неглупый и сдержанный, рассудительный паренек, но в своих суждениях, мне кажется, он бывает нередко излишне категоричен. Или я ошибаюсь?
— Нет, вы не ошибаетесь, — коротко сказала Рита.
— Ты понимаешь, Риток, — Леля понизила голос, — тут может так получиться, что мнение Илюши будет для Ивана Федотовича неожиданным и ранит его очень больно. Мне бы этого не хотелось. Да что там: я этого просто боюсь.
Они помолчали.
— Вы знаете, Ольга Даниловна, — грустно сказала, Рита, — я ничем не смогу вам помочь. Я знаю Илью уже несколько лет, но только сейчас убедилась, что он совершенно неуправляем. Я для него не авторитет. Сегодня ночью мы с ним здорово поцапались… не из-за Ивана Федотовича, а так, вообще. И я поняла…
— Ты для него не авторитет, — медленно, не слушая ее, повторила Леля. — Это плохо. Тогда у нас нет другого выхода…
— Никакого выхода нет! — с ожесточением сказала Рита. — Если ему что-нибудь не понравится…
Но тут ей в голову, видимо, пришла неожиданная мысль, и она с любопытством посмотрела на Лелю.
— Вы думаете… — проговорила она вполголоса. — Вы уверены, что это будут плохие стихи?
— Нет, деточка, — сказала Леля устало. — Это будут замечательные стихи. Я просто хотела предотвратить неприятные неожиданности. Но если ты не можешь повлиять на Илюшу…
— Я с ним сейчас поговорю, — неуверенно предложила Рита.
— Нет, — решительно ответила Леля. — Лучше не надо, знаешь. Лучше я сама.
…Илья ходил по саду и, тихо чертыхаясь, распутывал леску для спиннинга.
Кусты крыжовника, стволы вишен, колья изгороди были опутаны длинными петлями, блестевшими на солнце, как паутина.
— Да, — сказала Леля, подойдя, — работы здесь до вечера.
— Прекрасная тренировка нервов, — отозвался Илья. — Знатоки назвали бы это «борода шестой степени».
— Помочь? — предложила Леля.
— Нет, спасибо. Вот если Рита проснулась, скажите ей, что я ее очень жду. У нее это гораздо лучше получается.
— А у меня к вам серьезный философский вопрос, — помолчав, сказала Леля. — Скажите, Илья, вы умеете относиться к людям снисходительно?
Илья удивленно взглянул на Лелю.
— Если эти люди заслуживают снисхождения — безусловно.
— А кто будет решать, заслуживают или нет?
Илья помедлил.
— Наверно, все-таки я.
— А если вас попросят о снисхождении?
— Смотря кто попросит.
— Ну, например, я.
— Стоп, стоп. — Илья положил клубок лески на траву. — Мне кажется, я начинаю кое-что понимать. Маргарита по ошибке стерла мои магнитофонные записи. Я угадал?
— Нет, не угадали, Илюша, это серьезно. Сегодня вечером Иван Федотович будет читать вслух стихи, посвященные вам….
— Мне?!
— Да, именно вам. И я очень просила бы вас быть чуточку снисходительнее, чем обычно.
— Ольга Даниловна, вы меня обижаете. Разве я произвожу впечатление грубияна?
— О нет. Вы очень прямой и откровенный человек. Это качество, безусловно, похвальное, но существуют обстоятельства…
— Ну, какой может быть разговор? — Но тут Илья нахмурился. — Боюсь только, что Иван Федотович будет просить меня высказаться откровенно…
— И что же тут страшного?
— Ольга Даниловна, я плохой актер. Право, я только сейчас начинаю понимать, что может возникнуть некоторое…
— Послушай, Илья, — сказала, подойдя, Рита. — Ну, что ты строишь из себя, честное слово? Я прекрасно знаю, что к стихам ты глух, как тетерев. И твое мнение, мягко говоря, малоценно. Единственное, что от тебя требуется, это придержать свое мнение при себе и промолчать.
— Промолчать — ради бога. Но ты не учитываешь одной возможности, — Илья усмехнулся. — А вдруг эти стихи мне откроют глаза!
— Кроты обречены быть слепыми.
— Рита, Рита, — укоризненно сказала Леля.
Но было уже поздно.
— А если так, — угрюмо сказал Илья, — то нету смысла кроту притворяться ястребом.
— Тебя никто не заставляет притворяться! — резко ответила Рита. — Промолчать — и все.
Ноздри Ильи побелели от гнева.
— Я с удовольствием промолчу, если мне представится такая возможность. А если нет — не обессудьте.
— Вы знаете, ребята, — медленно проговорила Леля, — я очень жалею, что начала этот разговор. Давайте забудем о нем. Даст бог, как-нибудь обойдется.
— Ольга Даниловна, — осторожно начал Илья, — а нельзя ли отменить это мероприятие?