- Главное - положительный герой. Который выражается не в намерениях и говорильне, а в поступках. Делает что-то хорошее.
- Георгий Матвеевич, а когда вы были в плену, - спросил Витек Харламов, - у вас там были положительные герои?
- Не будем переходить на частности, - запнулся Георгий Матвеевич, испуганный на всю жизнь своим пленением в войну и ставший не в меру ортодоксальным. - Поступки определяют героя, например...
В этот миг на сухой ветви тополя появилась фигура Кулика (так звали Борьку Куликова - заядлого голубятника из восьмой морозовской казармы). Он, заложив давно не мытые пальцы в рот, свистнул.
Кружок развернулся к окну. Леньке показалось, что свист обращен именно к нему - Кулик давно приставал, предлагая махнуть бинокль Ленькиного отца "на что хошь", как он говорил.
Кулик рукой поманил Леньку к себе "на волю".
- Вот вам пример отрицательного поступка, - откомментировал Звонилкин, но его никто не слышал - все были увлечены зрелищем Кулика, который прыгал вниз с ветки.
- Я же тебе говорил: махать бинокль не буду ни на что! - категорически отклонил предложение Ленька и пошел вдоль длинного деревянного сарая с множеством отдельных дверей-входов в "персональные" отсеки.
- А ты покнокай! И будешь махаться! - Кулик открыл дверь одного из отсеков. - Канай сюда!
Ленька задержался и обернулся.
Борька Куликов по лестнице взобрался на крышу, где в большой клетке на полатях курлыкали голуби: бантастые, турмана и просто сизари.
- Лезь сюда, - позвал он.
Ленька поднялся на полати.
- Смотри, - Кулик отодвинул доску - посыпались опилки. Из опилок он извлек что-то, завернутое в некрашеный брезент, и развернул.
В брезенте лежали густо смазанный, но все равно поблескивающий воронеными плоскостями "вальтер" и пяток патронов к нему.
Ленька не спросил, откуда это. Но Кулик без слов понял его взгляд и объяснил:
- Соседний сарай - Максима. Я хотел клетку сделать больше. Стал прибивать, а доска шатается. Я нажал - доска повернулась, а там - вот это. Будешь махаться? Ты же стрелок!
- Но машина-то Максима, а не твоя. Ты хочешь ее махать? - Ленька испытующе смотрел на Кулика.
- А Максиму десять лет дали за "Гастроном". Когда он еще появится!
- Ну, смотри! - пожал плечами Ленька.
Ленька в темной коммунальной ванной комнате, превращенной жильцами в кладовку, под светом фотоувеличителя собирал "вальтер". Собрал, взвел, нажал на курок. Удовлетворенно ухмыльнулся. Сунул "вальтер" в черный пакет, пакет - в коробку из-под фотопластинок, коробку - под доску увеличителя. И выключил свет.
Кулик стоял на крыше, победно глядя в артиллерийский бинокль: его голубка лихо вела за собой чужака.
Ленька сидел рядом с голубиным лотком и смотрел в небо, прикрыв глаза козырьком ладони.
- Кулик, иди сюда! - донеслось снизу. Кулик подошел к краю крыши.
На травке, между сараями, расположилась компания - столом служил дощатый ящик. Костя Коновалов сидел возле него на табуретке, остальные - на травке.
- Кого ты привел? - спросил Костя, расстегивая рубаху с вышивкой по воротнику и застежкой - "расписуху", как именовалась она на местном наречии.
- Это Ленька. С Крутого. Учится в первой школе, - доложил Кулик.
- Зови его сюда! - скомандовал Костя.
Ленька подошел.
- Выпьешь? - ощупывая взглядом долговязого чернявого парня, спросил Костя.
- Выпью.
Кто-то из сидевших на траве передал полный граненый стакан водки Косте, тот - Леньке.
Все замолкли в ожидании потехи.
Ленька влил в себя содержимое стакана.
- Еще! - то ли предложил, то ли скомандовал Костя.
Ленька выпил еще.
- Ну как? - поинтересовался Костя.
- Нормально, - выдавил Ленька через силу.
Присутствующие заржали.
- Закуси, - Костя протянул ему тоненькую стрелку лука.
Парень с сомнением - разве этим закусишь - повертел лук в руках.
- Кто я? Не догадываешься? - спросил хозяин компании в "расписухе". Я Костя Коновалов. Держу город. Не боишься со мной говорить?
- А что я сделал, чтобы бояться?
На траве заржали:
- Что он сделал!!! А тут и делать ничего не надо!
- Шпана, тихо! - приказал Костя. - Наливай!
И снова протянул стакан.
- Больше не могу. - Ленька икнул.
Вокруг опять заржали.
Костя выпил сам, неторопливо закусил:
- "Смерть Ивана Ильича" читал?
- Читал, - ответил Ленька без энтузиазма.
- Понравилось?
- Нет.
- Почему?
- Страшно.
Компания потешалась.
Кулик наблюдал за этой потехой, сидя на краю крыши сарая и оглаживая голубя.
Какой-то, с масленой челкой, показал пальцем на Леньку:
- Ему страшно!
Костя повернул голову - и все стихло.
- Ты приходи сюда, мы с тобой про Ивана Ильича потолкуем. Заметано?
- Заметано. - Хмель достал Леньку, и он охотно согласился, лишь бы прекратить разговор и ровненько уйти.
Фотокор, склонившись к видоискателю широкопленочного аппарата, установленного на залихватском штативе с обтянутыми кожей ножками, "организовывал" ребят в композицию:
- Ты... вот ты... голову левее и на меня. Так. Теперь ты - чуть-чуть пригнись или... поменяйся вот с ним местами - он ниже...
Ребята стояли в основном затылками к фотографу, фасом в кадр был обращен только Звонилкин, благородно поблескивая очками.
- Очки снимите, - распорядился фотограф.
Учитель поспешно выполнил указание и осведомился:
- Может быть, включить подсвет?
За его спиной красовался фанерный стенд с десятком машинописных колонок, прикрепленных кнопками, а поверху стенда - стеклянная полоска с надписью "Литературная газета". Собственно, во имя выпуска этой школьной затеи и происходила инсценировка.
- Включите, включите подсвет, - не сразу и снисходительно согласился фотокор.
Звонилкин сделал несколько шагов вдоль коридора, оказался у портрета Берия (портреты членов Политбюро висели в полном составе, Берия - был не ближним к газете, но за ним на стене располагалась розетка).
Учитель просунул руку за портрет, нащупал болтавшийся штепсель и воткнул его в отверстия розетки.
Надпись "Литературная газета" осветилась.
- А для какого издания нас снимают? - поинтересовался Витек Харламов. - Для центрального органа или для "Известий"?