— Я так понимаю, Пузан сейчас масть держит в Китай-городе. Авторитет? Иван или как там у вас говорят?
— Не Иван, — помотал головой Ося. — Иваны — это те, кто имя свое скрывает в остроге. Просто весовой. Или Матка, старший вор.
— Чем он на жизнь раньше зарабатывал? Карманник?
— Карманник, маравихер — это самый авторитет среди воров. Не, Пузан попроще, но тоже из «аристократов». Он мойщиком прежде был.
— Мойщик?
— Это те, кто в поездах промышляют. Особый талант нужен человека заговорить.
— Зачем?
— Вот сядет мойщик в купе с «грачом» и давай мешать ему заснуть. Все время пристает с разговором. «Какая станция»? «Скоро ли доедем»? И все такое. Доведет человека до такого состояния, что он сам во сне забудется, как в обморок провалится. Тут и бери у него из карманов все что угодно.
— Я заметил. Пузан мастак говорить на разный лад. И по фене. И по ветошному. Правильно слово употребил?
— Все верно. Ха, глядишь, ты, Вася, скоро застучишь по фене как блатной. А еще у нас говорят «ветошный кураж». Это про человека, навроде тебя. Который в минуту опасности ни в чем не меняется, оставаясь спокойным — будто не как вор, а как честный-пречестный, — пояснил мне Изя и с жаром добавил. — Держись Пузана — не прогадаешь. Он тоже из таковских.
Парни, перебивая друг друга, рассказали, как главвор добился авторитета. Он сделал себе имя среди воров следующей выходкой. «Помыл» как-то раз деньги у одного купца в вагонном купе. А купец оказался стреляным зайцем. У него уже как-то украли 25 тысяч в поезде, и он решил над «мойщиками» пошутить. Забил подкладку резаной бумагой, придав ей вид «колодок»[3]. Вот Пузан ее и вытащил. Через некоторое время к купцу на улице подходит молодой человек.
— Скажите, это вас обокрали на 25 тысяч?
— Да.
— А потом еще на 20?
— Да-да, поймали? — с надеждой спрашивает купец и… получает пощечину.
— Впредь будете знать, как шутить с ворами! — говорит ему Пузан (а это был он), прыгает в коляску и уезжает.
— Вот такой он лихой вор! — завершил свой рассказ Ося.
— Ночь на дворе, ребята! — поднялся на ноги Изя. — Пора «бекасов» гонять.
Мы перелезли через подоконник обратно в комнату. Зажгли побольше сальных свечей. Вылезшие на разведку клопы заметались по стенам и полу. И стали гурьбой набиваться в проделанные заранее отверстия. Парни внимательно следили за бегством кровопийц. Когда в дыре их скапливалось достаточно, наглухо затыкали ее чем-то вроде комочка смолы. Я же просто метался по комнате и плющил гадов ногами. И счет изведенных врагов рода людского был явно не в мою пользу.
Когда все отверстия были залеплены, парни встали плечом к плечу и затянули нечто вроде «вечной памяти».
— Ну вот и все! — радостно воскликнул Изя. — Теперь заснете, как у Христа за пазухой.
Если бы! Когда, проводив Изю и Осю, улегся на тощий матрас, набитый конским волосом, сна не было ни в одном глазу. Мне не давало покоя воспоминание о посещении банка.
А что, если предложить Пузану, устроить налет? Вломиться толпой. Пистолеты навести на кассиров. Откроют несгораемые шкафы как миленькие. Главное — уйти, не спалившись. Плёвая работенка, если разобраться. Можно по минутам расписать план, наметить пути отхода, заранее подготовить лежки и тайники. А потом Америка…
«Эх, Вася, Вася, — укорил себя я. — Выйдет у тебя с совестью договориться? Решил в грабители податься? Но ведь можно и так рассудить: вот — уголовники, крадут — с того и живут. Если в тюрьму не загремят. Это одна сторона медали. Однако есть и другая — куда мерзее».
Я стал вслух перечислять, закладывая пальцы, морщась как от укола иголок. Террор, погромы, расстрелы без суда и следствия, убийства ни в чем неповинных, массовые грабежи, насилие, самое дикое воровство, поджоги, нападения средь белого дня…
«На фоне всего этого оголтелого разнузданного безобразия кражи, аферы и разбои уголовников кажутся цветочками. И тем не менее, нынешнее общество осуждает блатных и находит оправдания для всех остальных. Ну дикость же!»
Я вспомнил, как Плехов-младший мне рассказывал реакцию москвичей и многих городов на убийство великого князя Сергея Александровича. «Убили Сережу, и слава Богу!» Разве это — нормально⁈ Разве можно радоваться трагической гибели живого человека, пусть он и является, как считают, виновником Ходынки?
'Интеллигенты! Совесть нации, ёксель-моксель! Банкеты устраивали на радостях! Ох, дождутся благородные, когда за ними самими придут. Тогда завопят: полиция, полиция! А где твоя полиция? Всю разогнали, как вы и просили. Да даже если не придут. Разве по-христиански желать смерти ближнему?