— Про форму я могу тебе предложить свой вариант ответа. Был указ от военного министерства, что ратники народного ополчения могут прибывать на службу и даже ее проходить в своей одежде — с денежной компенсацией! Что же касается Георгиевских знаков военного отличия, полагаю, наш найденыш нацепил из патриотических соображений дедовские кресты и его форму заодно, которую полвека хранили в сундуке. Номера на орденах есть, можно сверить их с капитульными списками. Так установим фамилию его родни.
— Пустое, — отмахнулся младший брат. — Горло заживет, сам расскажет. Интересно другое. Кто ж его так приголубил? Истинный приключенческий роман в духе моего тезки Пембертона. Мистика и загадка! Увлекательнейший сюжетец. Не хватает лишь кражи драгоценных камней.
— Боюсь, брат, — снисходительно покачал головой Антонин Сергеевич, — ты слишком увлечен витаниями в эмпириях и хочешь разглядеть авантюрный роман там, где царит проза жизни. Во-первых, наш пострадавший совсем не прост, о чем мне ясно свидетельствуют его многочисленные ранения на теле. Довелось ему в переделках побывать, уж ты мне поверь, — слова брата лишь еще больше разожгли интерес у Максима. — Во-вторых, не стоит недооценивать местное население. За его скромным невинным видом таится безжалостность, какую поискать.
— В крестьянах⁈ — вскричал Плехов-младший. — В этих добрых деревенских людях, с коими живу душа в душу? У нас отсутствуют даже споры из-за пашни, как у других. У меня всего-то и есть, что покосы, которые они категорически отказываются у меня арендовать, да яблоневый сад, к которому селяне не имеют никакого отношения. Не ими сажено, не их руками поддерживается. У меня даже прислуга своя. Из города. Один лишь кучер из местных, он же сторож. И пара девчонок на подхвате на скотном и птичьем дворе.
— Вот и держись от селян подальше, — предупредил Антонин. — Я наслушался историй о деревенских расправах с конокрадами. Бросят такого на землю, накроют мокрыми тряпками, сверху доской и давай ее охаживать цепами да мотыгами, пока внутри у истязуемого живого места не останется. Потом выбросят, как нашу находку, где-нибудь у дороги или в овраге. На теле ни царапины. А проведешь вскрытие… — доктор страдальчески закатил глаза. — Или иной способ практикуют. Свяжут вместе руки и щиколотки, подвесят на блоке через верхнюю перекладину воротины и резко отпускают.Роняют выгнутой спиной на землю. И так много раз, пока позвонки не разобьют.
— Страсти какие, ты рассказываешь. Вот ведь звери-то! Креста на шее нет.
— А ты не идеализируй деревенскую жизнь. Здесь нравы суровые. Муж, к жене обращаясь, непременно назовёт ее сукой и может избить за здорово живешь. Мне вообще претит повальное увлечением народом у нашей молодежи и разглагольствования о вине господствующего класса. В чем, скажи, ты или я виновны? Тем, что у нас дом в десять раз больше, или тем, что его колонны украшают?
Когда я смог ходить и выбрался впервые на улицу, тут же убедился, что чем-чем, а отчим домом братьям Плеховым гордиться не стоило. Хоть из меня еще тот спец по архитектуре, но даже мне было очевидно: более несуразного «дворянского гнезда» трудно вообразить. Одноэтажный, деревянный, на каменной подклети, он напоминал скорее длинный барак. А толстые и низкие колонны псевдопортика смотрелись нелепым обезьянничаем, лишенным подобия вкуса.
Правда, справедливости ради, нужно признать: внутри было по-домашнему уютно, хоть и бедненько. Хозяину дома к лицу такая атмосфера. Максим Сергеевич оказался трогательно, но докучливо заботлив. Докучливость выражалась в постоянных поползновениях разгадать мою тайну, а забота… За мной ухаживали как за членом семьи. Даже когда нас покинул старший брат, успев перед отъездом снять с меня швы и строго наказав не давать мне много болтать, младший носился со мной как с писаной торбой. Нежная пища, чистая сорочка и даже сюртук с барского плеча — мы оказались примерно одного роста, хотя плечами я вышел куда шире. И штиблеты! Обувку мне тоже организовали, как и носки на подтяжках. Бррр… Какая дикость! А еще пристяжные воротник и такие же манжеты, рубашка на завязках под сюртук без спинки и рукавов (а иная на меня не лезла). От моего вида без сюртука свежий шов из-за хохота мог разойтись. Короче, лучше одеваться, не поглядывая в зеркало.
… Шли дни. Я все тверже стоял на ногах, и все труднее мне было уклоняться от настырного Максима Сергеевича. Он же с меня не слезал. Так и норовил подловить на том, что мне по силам уже отвечать, а не только мычать и мотылять головой, как фарфоровый китайский болванчик, украшавший гостиную. Толкни такого в лоб, голова и закачается, высовывая и пряча язык — почти как у меня, игравшего в несознанку.