— Раньше, Вася, базилевсом средь рождественских был Конный рынок, — делилась со мной Марья Ильинична. — Ох и богатый был торг сытью веселой, сытью праздничной. Все морожено-переморожено до хрустального звона, снежком свежим укутано — только пятачки поросячьи торчат из зимней перины. Торговали не на вес — поштучно. Некогда было приехавшим мужикам с безменом возиться, только успевай поворачиваться. Ныне же на том месте Морозовская больница, а торг переехал на Воскресенскую.
Моя хозяйка загорелась встретить Рождество по всем правилам. До нашего появления в ее жизни она, по ее признанию, ограничивалась редкими визитами. Но в этот раз все будет по-другому. С елкой, подарками и богатым столом.
Изя еще отлеживался у Плеховых, а в Мансуровском поднялась такая кутерьма, что я днем позорно сбегал на Всеволожский. Марья Ильинична нагнала толпу женщин из Зачатьевской богадельни и затеяла генеральную уборку. Мебель сдвинули, ковры и половички убрали, со стен поснимали картины, зеркала и образа, и давай все драить до блеска, полы мастикой натирать, да ручки дверные полировать до блеска. Потом пришёл черед закупок и топившейся безостановочно кухонной плиты. Несчастный Ося, возможно, впервые на минутку пожалел о своем переезде. То комоды двигал и стол дубовый, неподъемный. То дрова носил как каторжный. То таскался вместе с поварихой за покупками и возвращался домой нагруженным ишаком. Загоняли парня. Но он не роптал. В главном зале поставили кровать, которая ждала возвращения Изи в самый Сочельник. Антонин Сергеевич разрешил. А Марья Ильинична категорично настояла, чтобы «бедный мальчик» пожил до выздоровления в ее комнатах и в меру своих сил присоединился к празднику.
Мое же участие в подготовке свелось к покупке елки. Приехал с Анькой на Театральную, в настоящий еловый бор, за которым и Большого театра не разглядеть. Выбрал колючую пушистую красавицу, дал мальчишке 20 копеек, чтобы доставил ее в дом, и отправился гулять с англичанкой по городу за подарками.
На Красной площади пришлось потолкаться. Народу — тьма тьмущая. Все куда-то торопятся, спешат, хватают все подряд, друг у друга из рук вырывают приглянувшийся товар. Ругаются до хрипоты с продавцами, но не злобно, а весело, предпразднично. Тут же шла торговля уличным стрит-фудом. Шибает мне в нос ароматом горячего печева — от пирогов «грешников», политых зеленым маслом, от пышущих жаром пирожков с разнообразной начинкой, выставленных на раскаленных противнях. От горохового киселя, нарезанного ломтями, у меня глаза лезут на лоб. От блинов с икрой слюна течет. Сбитень из пузатых, завернутых в тряпье чайников, оставляет равнодушным…
— Я хочу встречать Рождество в ресторане «Метрополь», — огорошила меня вдруг Анна минут через пятнадцать, после того как мы миновали залитый электрическим светом ресторан — единственный такой на всю Москву и, наверное, самый востребованный в праздники.
— Не получится, — развел я руками. — У Марьи Ильиничны общий сбор. Плеховы и Чекушкин придут. Им, с их домашним госпиталем, некогда к празднику готовиться. Ты тоже приглашена.
— Я хочу! — упрямо повторила Анна и снова сморщила свой лобик.
— Давай сходим на Новый год, — предложил я компромисс. — Вот прямо сейчас дойдем до «Метрополя» и закажем столик.
Англичанка поджала губы, но спорить не стала. А на праздник так и не явилась. Потом заявила мне, что разболелась якобы голова и она осталась дома. Так что мой подарок — красивый набор для ухода за волосами — получила позже. Когда, как ни в чем не бывало, прибыла на очередной урок.
Не пришла — и не пришла: баба с возу — кобыле легче! Наверное, думала мне подгадить по своей национальной островной традиции, да я не сильно-то и расстроился. Терпеть за праздничным столом постную мину и колючие взгляды — увольте-с. Очень вредно сие для пищеварения. А за столом-то было чем закусить. И поросёночек заливной, и всяка-разна нарезочка мясная, и груздочки в сметане, мелко накрошенные со сладким лучком, и тартинки с телятиной, и икорка черная трех видов. И рыба — куда ж без нее? Сосьвинская селедка, которой даже за царским столом не брезгуют, янтарный балык, двинская лососина в желе — глаза разбегались. И никаких тебе салатов, залитых майонезом. И без них, окаянных, жироприносящих, хватало, чем чрево потешить. Все по-русски, как предками заведено в незапамятные времена.