— Бывает, — пожал плечами Володя, не переставая чистить клубни. — Зато потом, когда социалисты придут к власти и нас признают народными героями, будете рассказывать где-нибудь в пивной, кто вам ужин готовил.
— Не думаю, что вам грозит стать большим начальником.
— Почему?
— Не ваше это дело. Вы скорее боец.
— Ваша правда. Я органически не переношу начальства. Любого. Школьного, студенческого, тюремного, верховного. Даже умудрился с товарищами по партии эсеров рассориться. Из тех, кто привык раздавать указания. Где они были, когда мы сражались на баррикадах?
— Вы, несмотря на свою молодость, успели в тюрьме побывать?
— Да, больше года. Вышел в октябре по амнистии. А до ареста учился на естественном факультете Московского университета.
— За что вас?
— За революционную пропаганду. Тюрьма — полезная школа, признаться. Я там даже связи завел с уголовными.
— И как они?
— Как дети.
Конкретный такой парень, нешутейный, в очередной раз убедился я. «Как дети»! И это про блатных, для которых что обмануть, что ножичком пырнуть плевое дело. И ведь не паясничает, говорит на серьезных щах. А самому-то немногим за двадцать. Арестантские университеты пошли ему впрок, закалили характер, сразу вытолкнули на дорогу взрослой жизни. А может, с детства был такой. Сперва непоседа, потом бунтарь. Вечный борец с несправедливостью и чужим диктатом.
По комнате уже разливался приятный запах поджариваемой на масле из семечек картошки.
— Водки хотите?
— Пожалуй, воздержусь.
— Вот и правильно. Царизм спаивает народ и за этот счет существует.
— То есть вы, придя к власти, отмените водку?
— Конечно. Это же позор — паразитировать на народной беде.
Я усмехнулся. Сразу припомнил фразу отца о причинах крушения СССР: «не надо было водку трогать». Всем этим юным революционерам сейчас кажется простым и легким управлять государством. Убеждают сами себя, что хуже, чем сейчас, уже быть не может. А значит, революция — благо. Эх, им бы мое послезнание. Может быть хуже, еще как может. Ваши соратники по борьбе из другой партии с вами церемониться не станут, если вам покажется, что не туда корабль России поплыл. За шкирку и к стенке. В лучшем случае червонец в зубы и пять по рогам. Без права переписки. И членов семьи вдогонку на поселение или в лагерь.
— Как вы относитесь к большевикам?
Володя водрузил готовую сковородку на стол и удивленно вскинулся.
— Странно, что вы спросили. Мне показалось, что вы человек далекий от политики. Но я отвечу. Эсдеки — наши товарищи. Мы вместе сражались в декабре. И сейчас друг другу помогаем. Помните, вы просили паспорта? Я организую их вам именно через питерских большевиков. Но давайте сперва поедим.
— Давайте.
Подпольщик разделил вилкой золотистые кусочки на две половинки прямо на сковородке. Принялся есть — обстоятельно, неторопливо. Сразу видно тюремного сидельца. В «крытке» время тянется медленно. И его убивают разными способами. В том числе, и медленно поглощая пищу. У меня такой школы не было, поэтому я со своей порцией справился быстро.
— Вкусно. Спасибо.
— Эх, был бы огурчик соленый, был бы рай.
Дверь в комнату распахнулась. Я резко обернулся. Володя продолжал есть как ни в чем не бывало, нисколько не обеспокоенный появлением нового лица.
Вошедший произвел на меня впечатление. Очень красивый стройный молодой человек, чуть старше товарища Володи, в щегольском костюме. Воротник-стоечка, галстук, лакированные туфли в галошах и… самовар в руках. Водрузив его на стол, гость кивнул на меня.
— Он?
— Да, Медведь.[1]
— Договорились?
— Еще не приступали.
— Договоритесь, — непререкаемым тоном заключил Медведь и протянул мне руку. — Можете звать меня Анатолием.
— Солдат, — представился я, пожимая руку вождя террористов. В том, что он занимает именно такую роль, понял сразу. По тому почтению, звучавшему в тоне, которым отвечал ему Володя.
— Не Командор? Впрочем, так еще лучше. Слишком вызывающая кличка. Чем вы занимались во время восстания?
— Я должен вам отчет? Что-то не припомню такой договоренности.
Медведь принялся сверлить меня суровым взглядом. Володя рассмеялся.
— Я же говорил тебе: кремень.
— Он якшается с уголовниками.
— Ничего подобного, — возмутился я. — Если вам Беленцов напел о моем знакомстве с Пузаном, он невольно ввел вас в заблуждение. Мне с ворами не по пути. И с вами тоже, если доверия нет.
— Мне Пузанков то же самое говорил, — удивил меня не на шутку Володя своим замечанием. — И он же мне подсказал, что у Солдата есть идея крупного экса.