… Мои безрадостные, но прагматичные выводы неожиданно подтвердили газеты. Через две недели после нападения на банк Петербургское новостное агентство опубликовало совершенно фантастическое сообщение из Цюриха: «Во вторник 21-го марта, сюда прибыл с венским поездом молодой русский, которого, вследствие вызванного сильным пьянством буйного припадка, пришлось отправить в сумасшедший дом. Багаж его был доставлен в полицию, в том числе и саквояж, туго набитый русскими кредитными билетами. Когда приезжий пришел в себя, его отправили в полицейский участок, где он, по словам полицейского отчета, чистосердечно сознался, что он — главарь шайки из 19-ти человек, ограбившей 7-го марта московское общество взаимного кредита. Назвал он себя Александром Беленцовым. При этом он нарисовал подробную картину происшедшего. Арестованный, вероятно, будет выдан русским властям».[3]
То есть, если верить газетам, Сашка, решив кинуть Пузана на бабки, уселся в поезд до Швейцарии и то ли от радости, то ли от угрызений совести нажрался в вагон-ресторане горячительными напитками до приступа белой горячки. На том и погорел. Нет, ну не идиот⁈
— Он слишком увлекался коньяком, — попытался я пошутить, но товарищ Володя меня не понял.
— Мы предадим его революционному суду и расстреляем! Отправлю в Цюрих тройку ликвидаторов.
— Месть — это прекрасно, но ты же понимаешь, в какой опасности мы оказались? Как быстро он даст признательные показания, если его доставят в Москву? Ты как знаешь, а я срочно уезжаю в Петербург, стоит только Осе окончательно встать на ноги. Что с моими паспортами?
Я не стремился посвящать Володю в свои планы, в свое намерение срочно исчезнуть из России, но не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, куда я намылился. Слишком тревожно было вокруг, слишком опасно для жизни. Подавление восстания в Москве не остановило революционное брожение. С мест постоянно приходили жуткие сообщения: нападения на банки и почтовые кареты, убийства полицейских и мирных жителей, столкновения казаков и солдат, поджоги зданий с народными собраниями. На улицах продолжали трещать выстрелы, рвались бомбы, проводились аресты. Мир вокруг, не только в России, сошел с ума — багровой вишенкой на мясном сатанинском торте стало землетрясение в Сан-Франциско. С полным уничтожением города и массовыми жертвами. Страшная трагедия, однако она не поколебала моего желания отправиться за океан. Тем более, сейчас, когда очень достойный мой стартовый капитал небольшими партиями переправлялся в Нью-Йорк на открытый, согласно моему письменному распоряжению, анонимный депозитарный счет, защищённый цифровым и буквенным паролями, в брокерской конторе мистера Джесси Ливермора.
Да-да, я не оставил своей идеи принять участие в грядущей биржевой спекуляции на Уолл-стрит. И заранее начал к ней подготовку, параллельно решая вопрос с легализацией неправедно нажитого богатства. Моими добровольными и небескорыстными помощниками выступали те московские банки, которые занимались внешними переводами. Включая ограбленный с моей помощью банк московского общества взаимного кредита, который отныне охранял усиленный отряд городовых и в котором монтировалась электрическая сигнализация.
Подло? Или благородно? Если рассудить по уму, то кому придет в голову подозревать меня в финансовых операциях через банк, к ограблению которого я имел самое непосредственное отношение? Тем паче если я приносил кассирам крупные купюры, а не «катьки», доставшиеся во время налета? А если по сердцу — так лучше я комиссию немалую заплачу тем, кто мне, фигурально выражаясь, билет в Америку подарил. Так что я зачастил в Рыбный переулок до отъезда в Питер, ибо побаивался перемещаться по городу с большой суммой денег. Поменяю в банке у Рябушинского сотни на крупные, тысяч десять-двадцать — и в общество «взаимного кредита» ковать свое будущее.
Когда я впервые туда заявился 11-го марта, не скрою, очко подрагивало, хоть я и прифасонился, золотую булавку в галстук воткнул и запонками с бриллиантами мог похвастать. Меня встретили с распростертыми объятьями. Ну как же, зримое доказательство восстановления деловой репутации! Возвращение старого клиента! Я же на голубом глазу заявил лично принявшему меня седобородому директору, что снаряд в одну воронку дважды не падает! Он долго потом тряс мне руку, благодаря за столь изящную формулировку, которой он непременно воспользуется. Вот такая я циничная сволочь!