И все потому, что у меня нет этого.
Лили знает об этом.
Возможно, здесь кроется одна из причин, почему она меня бросила.
Но нам все-таки нужно поговорить об этом (или просто об этом).
— Может, что-нибудь скажешь? — реагирует Лили на мое затянувшееся молчание.
— Ваш столик готов, — сообщает метрдотель.
5
Конец августа, пятница, теплый, ласкающий кожу вечер. Мы с Лили сидим напротив друг друга на втором этаже «Ле Корбюзье», французского ресторана в стиле модерн, расположенного примерно посередине Фрит-стрит.
Дизайнер ресторана получил несколько наград на международных конкурсах за создание этого новаторского и в то же время функционального интерьера.
Верхний зал больше напоминает операционную. Холодные, матовые, как бы подернутые инеем алюминиевые столешницы. На стенах — в равной пропорции зеркала и нержавеющая сталь. Полы из неполированного светлого крепкого дерева. Лампы дневного света, наполовину скрытые зеркалами. Белая фарфоровая посуда. Приборы из нержавеющей стали. Белоснежные хлопчатобумажные салфетки. Подставки для салфеток в виде колец из нержавеющей стали. На официантах — белоснежные хлопчатобумажные куртки с пуговицами из нержавеющей стали. Хлеб подается на белоснежной хлопчатобумажной салфетке в алюминиевой корзиночке с ободком все из той же нержавейки.
Официант с выбритой головой и густой козлиной бородкой принимает у нас заказ: мне — грибы и жареную камбалу, Лили — спаржу и телячий эскалоп.
Мы уже договорились, что возьмем «Шардонне-1992», и уже попробовали его — вино оказалось ароматным и приятным.
Этот модный ресторан (да и вообще любой ресторан) — затея куда дороже, чем я могу себе позволить.
Но я не могу себе позволить и того, чтобы Лили об этом догадалась.
— Хорошо, — говорю я, возвращая официанту меню.
Хотя на самом деле все очень плохо.
6
Прошло ровно сорок пять дней с тех пор, как мы с Лили расстались — по ее инициативе и совсем не по-дружески. До этого мы два года встречались и один год успели прожить вместе. Квартира на последнем этаже в районе Ноттинг-Хилл принадлежала ей (квартира досталась ей от родителей), поэтому мне пришлось съезжать и подыскивать себе новое жилье. В результате я нашел квартирку на первом этаже в Мортлэйк — вшивую, но дешевую.
Когда Лили сказала, что больше меня не любит, в моей голове вдруг начали звучать разные попсовые песенки, причем самые дурацкие, те, которые я, казалось бы, давно должен был забыть: «Без тебя я разучился улыбаться», «Ты улетаешь от меня», «Один-одинешенек», «Ты богатая счастливая девушка — я бедный несчастный парень». Я присел на край дивана, который отныне принадлежал только ей, и заплакал. А Лили сказала мне, чтобы я не дурил. Не прошло и двух недель, как я съехал. Помню, как выходил из ее квартиры, думалось, в последний раз, и в кармане у меня больше не было ключей от входной двери.
Но вот я снова с Лили: меня отделяет от нее лишь матовый алюминий стола в «Ле Корбюзье».
Я знаю каждый дюйм ее тела, и все же оно, такое близкое, остается для меня недоступным.
Я помню Лили в мельчайших подробностях: как поскрипывали ее ногти о подушку под моей головой; как она чуть слышно клацала зубами, когда засыпала, всегда раньше меня; помню яичный запах ее зевков по утрам.
Никогда больше я не проведу кончиками пальцев по ее твердому плоскому животу. Никогда больше мой язык не обежит вокруг ее сладковато-соленого клитора.
Это возмутительно, — думаю я. — И почти неприлично.
Я помню все ее привычки: как она хватала мою нагретую за ночь подушку, когда я вставал на работу, и прижимала ее к животу, о чем я, в отличие от подушки, мог только мечтать; как она сосала мой член и глотала сперму, но тут же обязательно убегала в ванную, чтобы почистить зубы.
Сейчас, когда я сижу так близко от нее, мне кажется, что я имею почти полное право на обладание ее телом.
Рассматривая Лили через стол, (а нас, по сути, разделяет стена выпавшего на ее долю успеха и ее глубокое безразличие ко мне), я думаю: Больше всего на свете я хочу, чтобы ты от меня забеременела: я хочу оставить в твоей жизни настолько неизгладимый след, чтобы люди сразу замечали эту отметину, когда заговаривали бы или задумывались бы о тебе. А еще больше я хочу, чтобы ты сама захотела забеременеть от меня.
Я ее по-прежнему люблю.
Люблю, несмотря на все то, что произошло между нами и что она мне в свое время наговорила.
Лили что-то говорит мне и сейчас, прерывая мои размышления.