Поход в косметологическую клинику вылился в бесконечные унижения, но решимость Людмилы была так велика, что она глазом не моргнула. Мрачные и высокомерные врачи рассматривали ее лицо внимательно и близко , как диковинное насекомое, оттягивали щеки и чертили прямо на на коже маркерами. Обсудив что-то на своём непонятном языке, оба доктора озвучили приговор:
– СМАС. Думаю другие методики бессильны совладать с избытком кожи и потерей упругости. – Сказал один из них.
– Можно ещё несколько лет подождать , используя уколы и физиолечение. Но эффект будет значительно меньше и денег потратите больше. – Поддержал другой, строго глядя ей в глаза.
– Если хотите, запишем Вас на конец мая. Вы же учителем работаете.
Людмила молча подписала документы в регистратуре, и побрела домой.
– Чужие дети, больше своих нужны.– Неприветливо встретила дома мать. Людмила поняла, что , несмотря на проживание в одной тесной квартире, она всю жизнь отдалялась от матери и наконец достигла какой-то точки из которой уже никак не могла контактировать с ней.
– Что не так?– Сухо поинтересовалась она. Из года в год отражая нападки матери, Людмила поняла, что, главное, не проявлять эмоций.
– У несчастного ребёнка живот болит.
– Когда у меня чего-нибудь болело, где ты была?
Но мириться все-таки пришлось, потому что сына надо было с кем-то оставить на время госпитализации в клинику. Все завертелось слишком быстро: непрерывно звонили вежливые и цепко-деловитые регистраторши, передавали направления и рекомендации врача в ватсап, и контролировали ее действия, как ЦУП управляет космонавтом. Людмила оглянутся не успела, как в какое-то солнечное утро уже села в бумажной накидке на простой табурет в большом помещении, где, по-видимому, хранились препараты и какой-то запасной инвентарь, и одна из приторно-ласковых медсестёр пребольно стала убирать все волосы в маленькие хвостики под обычные разноцветные канцелярские резинки.
Пробуждение после наркоза произошло ночью, ничего не болело, но мучила сильная жажда. Рядом сидел и скучал долговязый и нескладный, как щенок дога, анестезиолог.
– Все хорошо. Завтра переведу в палату. – Сказал он, заметив , что Людмила открыла глаза.
– А где остальные?– Прошептала она пересохшими губами, озираясь одними глазами. Он сразу достал из шкафчика розовую бутылочку и аккуратно стал поить по глотку липкой жидкостью с клубничным вкусом.
– Сегодня у всех маленькие операции были, под местной анестезией. Они уже переведены.
На следующий день на осмотр пришли оба хирурга. Людмила заметила, что они похожи между собой , как два трактора разных производителей.
– Ни одной гематомы.– Радовался один, улыбаясь одними морщинами глаз между шапочкой и маской.
– Из под уха синяк, пожалуй, по шее расползется. – Со сдержанным оптимизмом отозвался второй, но было видно, что он тоже очень доволен.
– На шею шарфик, а девушку на подиум. Удачный пример бьютификации.– Сиял маленькими умными глазками хорька первый.
Через три дня Людмила вернулась домой, прятать швы от грянувшей жары и планировать дальнейшее преображение. Новый, легкий и жизнерадостный летний гардероб выселил старые учительские облачения из шкафа. Болтливая парикмахерша прямо на дому вернула волосам цвет ранней юности. Мать молча и с антипатией следила за этими изменениями, видимо подозревая, что начинается новая жизнь.
– Ремонт бы в своей комнате лучше сделала. Люди придут – стыдоба.
– Ко мне не придут, а твои пусть к тебе в идут. – Смело парировала Людмила. Она вообще стала очень развязной, как будто уже не боялась перелистнуть эту надоевшую страницу жизни. Легко и спокойно отправила сына в лагерь на все лето, чему он изумился, но подчинился. Было видно, что он напуган изменениями в матери, и сам стремится избегать ее, предпочитая проводить время в последнем убежище одиноких и сирых детей-в компьютерных играх.
В первое же утро официального отпуска Людмила уже сидела в самолёте среди других пассажиров, и смотрела на суету работников аэродрома снаружи. Самолёт взлетел и впервые в полёте она молилась не от страха не долететь.
« Я еду.» – Написала она и включила авиарежим. Нервное возбуждение не позволяло уснуть, и она сидела как на иголках, почти тошнило от звуков и света в салоне.
«Где и когда?» – светилось на экране , когда Людмила выключила авиарежим, и она словно опьянела от счастья. Все встречные на пути люди стали казаться милыми и совсем родными.
« Доберусь сама. Буду жить в «Азимуте».
– Даже краше , чем запомнил.– Накоротке , как будто только-что расстались , сказал Илья при встрече в фойе гостиницы и галантно приобнял. В своей модной панамке и непринужденной дорогой одежде его можно было принять за богатого иностранца.