Наблюдая за Ильей, Людмила смогла увидеть и противоположную стратегию. Он был неутомим в заботах о себе, и особенно, о своей эрудиции. Почти все вечера напролёт она видела его спину и сосредоточенный затылок. Он что-то бесконечно изучал, иногда делал короткие записи в блокноте. Самообразование делало своё дело: сложно было затронуть тему или назвать термин, которые были ему не знакомы. Никакой корыстной цели этот напряжённый умственный не имел, и совершался только из внутренней потребности.
Так же и в повседневной жизни, Илья неспешно и умело выбирал все лучшее из доступного, с твёрдой уверенностью, в том, что он достоин этого. Этот барская любовь к себе казалась Людмиле и смешной и в то же время, очень правильной. Она часто думала о том, что ее сын никогда не сможет так же красиво, с большой заботой о себе , обустроить свою жизнь.
Первая ссора произошла совершенно внезапно и не имела никакой причины. Обычный разговор перешёл в отчаянную схватку. Особых противоречий в обсуждении не было, и , вроде бы, взгляды имелись примерно схожие, но впервые, Людмила увидела, как адское пламя блеснуло в глазах Ильи вне стен спальни. Потом ещё несколько дней она пыталась понять о чем таком они говорили, что дошли до самых серьезных обвинений в лживости и подлости за несколько минут. Сначала его речь сохраняла знакомые интеллигентные интонации, но вскоре тон стал накаляться и выпады сыпались все более жестокие и несправедливые. Внезапно он замолчал, сгрёб ноутбук , перед которым сидел и ушёл в другую комнату.
Людмила посидела огорошенная произошедшим и пошла за ним. Он сидел на диване закрыв лицо ладонями. Сложенный ноутбук лежал рядом с ним. По напряжённому торсу было видно, что злость его совсем не прошла, а даже достигла своего пика, но Людмила решила попытаться примириться и немного обняв, привлекла к себе.
– Ты милая, ласковая и ненадежная, как бродячая собака. Скоро состаришься и будешь толстая и равнодушная, как домашняя кошка.
– Что не так?
– Все не так! Мы ради щей-борщей сошлись?
– Ради нормальной жизни.
– Вам нормальным, конечно, параллельно, кто лежит параллельно!
Он яростно высвободился из ее объятий и ушёл: сначала в прихожую, потом из квартиры.
На следующий вечер, когда она вернулась с работы, Илья был мертвецки пьян. Он еле сидел за кухонным столом, мрачно уткнувшись взглядом в тьму за окном .
– Я думала ты себя больше любишь. Зачем такое саморазрушение. Просто убиваешь свой разум такими возлияниями.
– Этот сундук, в который старые люди в ВУЗе сложили все , что им ни разу не пригодилось в жизни? « Возьми убоже, что нам не гоже». Ха-ха.
По его остекленевшему взгляду и крайней убежденности в своих словах, Людмила сразу определила степень опьянения, на которой уже бессмысленно о чем-то говорить. Много раз она видела бывшего мужа в таком состоянии, прежде чем решиться расстаться с ним.
На следующий день выходной был у обоих. Илья передвигался исключительно на кухню на водопой, днём уснул и проснулся только к ночи. Людмила уже начала сочувственно относиться к его страданиям и опять попыталась примирится, но он снова был непреклонен.
– Здесь нет твоих врагов. Я люблю тебя. – Начала она.
– Что это значит? Мне кажется: слово «любовь» ничего не значит. Просто признание, что словами ничего не высказать. Вот стул, на нем сидят, но и они разные. Кому-то электрический, кому-то жизнь из под ног выбьет последний голимый табурет. А у кого и в баночке пластиковой с красной крышечкой.
– Но позволь, не ёрничай! Что за неуместная аналогия? Есть ведь, на самом деле, святые вещи : материнская любовь там или ещё что…
– И половина народу от неё калеками остаются.
– Твоей злобы хватает даже незнакомым людям.– Захлебнулась от возмущения Людмила, но сразу поняла, что больше всего, ее задела его правота.
Потом она долго думала о его правде, странной и вывернутой наизнанку. В его обвинениях в ее адрес, вроде бы, и были мысли, но здравыми их было назвать никак нельзя. Он всегда ощущал себя одиноким и не понятым. Никто и никогда не мог оценить его достоинства и восхищаться в той мере, в какой требовалось. Казалось, он сознанием жил в мире идей, и каждый раз, когда события в мире людей не укладывались в его представления, гнев захватывал его до такой степени, что полностью лишал налёта цивилизованности и, даже, человеческих черт.