Выбрать главу

Сильно подувшись несколько дней, Илья успокоился и на некоторое время стал вести себя как ни в чем не бывало, вернув обратно своё расположение и обаяние. Градус отношений с обеих сторон снизился, но жизнь снова наладилась и , все-равно, была, не в пример, радостнее, чем прежняя -при матери. Потом он, более или менее, рационально объяснил причины своего гнева.

Людмила пыталась подстроиться, что бы не ссориться, но это было не возможно. Периодически скандалы возникали безо всякой причины, казалось, просто накопилось напряжение и пришло время его сбросить. Потом он долго клокотал от осознания своей правоты и не шёл на примирение.

Каждый раз Илья вываливал на Людмилу все, что накопилось плохого за много лет, как-будто она была винтова во всем этом. Гневная тирада начиналась внезапно, и могла быть вызвана самым неожиданным поводом : от политики, до расходов на продукты. Вечера после этого проходили в напряжённом молчании. Днём, на работе, она забывала об этой звенящей тишине, а после, надо было набраться духу, что бы снова в неё вернуться.

Но большой богатый город подарил и небольшое утешение: у Людмилы появились новые друзья. Однажды после занятий пришла хорошо одетая женщина с настойчивым ледяным взглядом полицейского дознавателя. Она очень почтительно просила позаниматься с ее ребёнком индивидуально, но за ее профессиональной ласковостью слышался скрежет металла, точнее звон монет. Женщина привыкла обращать свои слова в прибыль и подкреплять их тем же.

Эту родительницу звали Анна, она привела на урок очень бледную и хилую девочку лет пяти. Это невзрачное и апатичное существо оставляло , на первый взгляд, впечатление несчастного отпрыска образованной и обеспеченной семьи, а чаще одинокой женщины, который едва родившись, сутками перемещается из одного кружка в другой, пока полностью не утратит тягу к учебе и волю к жизни. Людмила напрасно приготовилась к часам и месяцам каторжного труда в обучении бездарности. У маленькой Оли, помимо абсолютного слуха и умения безупречно интонировать, имелась настоящая страсть к музыке. Казалось, она теряет связь с реальностью от особо понравившихся отрывков. И ликование и печаль в мелодии вызывали в этом тщедушном создании настолько мощный отклик, что Людмила, по-настоящему, опасалась за ее здоровье. Ничем кроме музыки она заниматься не желала, и после единственного урока энергичная мать быстро ее забирала и увозила домой.

– Это будет моя лучшая ученица. Живой памятник моей работе. Мать без музыкального образования, а как-то заметила задатки ребёнка. – Рассказывала Людмила сотрудницам за чаем.

Было, действительно, удивительно, что Анна, занятая какой-то крупной оптовой торговлей, не только обратила внимание на талант дочери, но и не препятствовала его развитию. Людмила уже не раз слыхивала от родителей одарённых детей презрительное :«Пианиной на жизнь не заработаешь».

В будние дни Анна приезжала в строгой одежде, ее каре было аккуратно уложено, а телефон не умолкал. Иногда она подвозила Людмилу до дома после занятия с ребёнком. Если урок выпадал на субботу, Людмила поражалась перемене во внешнем виде; Анна вне работы ходила в неглаженых спортивных костюмах, а после того как убирала каре в самурайский пучок, обнажив очень коротко выстриженный затылок-окончательно теряла респектабельность. Иногда она приезжала снулая , как рыба и жадно пила кофе из автомата, как мужчина с похмелья. Несколько раз, выйдя с уже обожаемой Олей за ручку после урока, Людмила обнаруживала Анну спящей в машине на стоянке. Когда веки прикрывали беспощадный, в своей рассудочности, оценивающий взгляд, лицо приобретало гармонию мраморной статуи, всегда напоминающей о давней смерти модели. Людмила не могла отогнать мысль, что Анна умрет очень рано-сразу как только выработает свой ресурс.

Приехав как-то в праздники, провести занятие Оле на дому, Людмила была удивлена обстановкой. Дорогая мебель была покрыта пылью, а к прекрасному паркету прилипали гостевые тапочки. На одном окне вместо штор висела простыня. Анна сидела за ноутбуком, пока Людмила пестовала свою любимицу, и обложившись исписанными корявыми иероглифами листами, составляла длиннющую презентацию. Видимо, ее терзал голод, потому что прямо поверх листов лежала общипанная со всех сторон буханка хлеба, а под столом стояла бутылка с минеральной водой.