– Нет… вернее, да, – ответил я, делая неловкий поклон. – Я хотел сказать… Немного вина не помешало бы…
– И немного закуски? Финеас сообщил мне, что вы не ужинали. Бриджет! – Она повернулась к своей спутнице, все еще стоявшей в дверях.
– Да, леди Марчмонт?
– Будь добра, принеси бокалы.
– Слушаюсь, миледи.
– Венгерское вино, думаю, подойдет. И передай Мэри, пусть приготовит ужин для господина Инчболда.
– Слушаюсь, миледи.
– И поторопись, Бриджет. Господин Инчболд совершил длинное путешествие.
– Да, миледи, – пробормотала девушка и поспешно исчезла.
– Бриджет только недавно поступила на службу в Понтифик-Холл, – пояснила леди Марчмонт каким-то странно доверительным тоном, медленно идя по библиотеке со светильником, который при движении поскрипывал на петлях и превращал ее глаза в темные провалы. Она, по-видимому, была не склонна к церемонному знакомству, словно знала меня целую вечность и ничуть не удивилась, обнаружив меня крадущимся в темноте, как грабитель, и жадно шарящим по книжным полкам в ее библиотеке. Может, это тоже в обычае у аристократов? – Прежде она служила, – добавила она, – в семье моего покойного мужа.
Я думал, что на это ответить, – и ничего не придумал; я просто в каком-то тупом молчании смотрел, как она приближалась ко мне, окруженная приглушенным светом лампы, и лишь тонкая струйка дыма от фитиля поднималась за ней к потолку. О, я помню тот момент во всех подробностях! Ведь именно там, в библиотеке, все и началось… и именно там довольно скоро и закончится. Сквозь разбитые стекла доносились трели соловьев, стороживших этот запущенный сад, и царапанье сухой ветви по одному из средников оконной рамы. В самой библиотеке стояла тишина, если не считать медленных шагов ее хозяйки (она носила высокие кожаные ботинки со шнуровкой), а потом – хлопка от задетой подолом ее юбки и упавшей книги (одной из тех, что стопками сложены были прямо на полу).
– Скажите, господин Инчболд, как прошло ваше путешествие? – Подойдя ко мне, она наконец остановилась; черты ее плохо освещенного лица видны были смутно, и в них читалась досада. – Нет, нет. Не стоит начинать наше знакомство со лжи. Оно было ужасным, не правда ли? Да, я знаю, что это так, и должна извиниться перед вами. Финеас вполне заслуживает доверия как кучер, – сказала она со вздохом, – но, пожалуй, собеседник он совсем никудышный. Бедняга, за всю жизнь он не прочел ни единой книжки.
– Мы славно попутешествовали, – неуверенно пробормотал я. Да, вопреки тому, что она сказала, наше общение было построено на лжи. На лжи – от начала до конца.
– Сожалею, что не могу предложить вам присесть, – продолжала она, обводя библиотеку широким жестом. – Солдаты Кромвеля пустили всю мою мебель на растопку.
Я удивленно прищурился:
– Здесь был расквартирован один из полков?
– Лет четырнадцать или пятнадцать тому назад. Наше имение конфисковали за изменническую деятельность против парламента. Эти солдафоны сожгли даже мою лучшую кровать. Двенадцати футов высотой, господин Инчболд. С четырьмя буковыми колонками и шикарным занавесом, на который пошло множество ярдов тафты. – Леди Марчмонт помолчала и взглянула на меня с кривой усмешкой. – Остается утешать себя тем, что она хоть согрела их на какое-то время, не так ли?
Сейчас она уже стояла прямо передо мной, почти рядом, и я более отчетливо видел ее в желтоватом ламповом свете. У нас с ней были лишь три короткие встречи, и мое первое впечатление – как ни странно мне это сейчас – оказалось не слишком благоприятным. Должно быть, мы с ней были примерно одного возраста, и хотя черты ее были довольно привлекательны, даже благородны – безупречной формы лоб, тонкий орлиный нос и черные глаза, в которых сквозила воля и решительность, – однако эти достоинства портила неряшливость или бедность. Ее густые темные волосы, в отличие от моих, еще не начали седеть, но они были распущены и на макушке непослушно топорщились, образуя какой-то несуразный нимб. Ее платье было сшито из довольно хорошего материала, но его ворс давно выносился, и покрой уже вышел из моды, а хуже всего, что оно было грязное, как старый парус. Она носила не то складывающуюся шляпку-«кибитку», не то накидку с капюшоном, может быть даже шелковую, но непохожую на те очаровательные бледно-желтые накидки, что украшают головки модниц, прогуливающихся в Сент-Джеймсском парке: головной убор леди был черен, как гагат, и заношен, как ее платье. Из-за этих мрачных расцветок и пары черных перчаток, натянутых выше локтя, казалось, что она в трауре. Во всем этом сквозил, подумал я, тот же дух былой роскоши, разоренной и порушенной, как сам Понтифик-Холл.
– Пуритане сожгли всю вашу мебель?
– Не всю, – ответила она. – Нет. Полагаю, часть ее, наиболее ценные вещи, просто продали.
– Простите, мне очень жаль. – В этот момент кромвелевская бесштанная солдатня показалась мне совсем уж непривлекательной.
Ее губы тронула полуулыбка.
– Не стоит, господин Инчболд. Нет нужды извиняться за их поведение. Кровати ведь можно заменить, в отличие от других вещей.
– Вашего мужа, – сочувственно пробормотал я.
– Даже мужа можно заменить, – сказала она. – Даже такого мужа, как лорд Марчмонт. Вы знали его? – Я отрицательно покачал головой. – Он был ирландцем, – просто сказала она. – Умер во Франции два года назад.
– Он был роялистом?
– Конечно.
Отвернувшись от меня, она медленно обходила библиотеку, окидывая взглядом книжные полки, точно ревностный эконом, оглядывающий образцовое стадо или на редкость хороший урожай зерна. У меня уже возникали сомнения: принадлежат ли они ей. Не похоже, что это так. Я знал по опыту, что книги – дело не женское. Но откуда, в таком случае, она знала о Фичино, о Лефевре д'Этапле и Михаиле Пселле? Я почувствовал, как меня мало-помалу охватывает дрожь любопытства.
– Это все, что у меня осталось, – сказала леди Марчмонт, словно разговаривая сама с собой. Она пробежала затянутыми в перчатку пальцами по корешкам книг почти так же, как сделал это я несколькими минутами раньше. – Все, чем я владею. Эти книги и сам дом. Правда, еще очень не скоро я смогу стать официальной владелицей Понтифик-Холла.
– Поместье принадлежало лорду Марчмонту?
– Нет, его поместье находилось в Ирландии, был еще и особняк в Хартфордшире. Отвратительные места. Понтифик-Холл принадлежал моему отцу, но после нашей женитьбы лорд Марчмонт был объявлен предполагаемым наследником. Детей у нас не было, и после его смерти имение по завещанию перешло ко мне. Вон там… – Она махнула рукой в сторону окна, где уже почти стемнело. Цветник затерялся в тени, на которую накладывались наши отражения. – Около стола стояли четыре обтянутых кожей стула и превосходная старинная конторка орехового дерева, за которой отец обычно писал письма. Пол покрывал турецкий ковер ручной работы с вытканными обезьянками, павлинами и всевозможными восточными орнаментами. – Медленно она перевела взгляд обратно на меня. – Мне даже интересно, какая судьба постигла все эти вещи. Не удивлюсь, если эти грабители продали их за бесценок.
Я откашлялся и высказал мысль, только что пришедшую мне в голову:
– Просто чудо, что сохранились ваши книги.
– О нет, они тоже не сохранились, – последовал ее быстрый ответ. – Вернее, не все сохранились. Вернувшись сюда, я обнаружила, что многое пропало. А некоторые книги, как вы видите, находятся в ужасном состояний. Но пожалуй, без чуда не обошлось. Солдаты могли бы сжечь половину библиотеки, и не только из-за зимних морозов. Часть книг могли счесть папистскими или дьявольскими или теми и другими одновременно. – Она кивнула в сторону высившихся за мной полок. – «Поймандра» в переводе Фичино, например. К счастью, все они были спрятаны.
– Что вы имеете в виду?
– Спрятаны моим отцом. Это долгая история, господин Инчболд. Все в свое время. Видите ли, любая из здешних книг имеет собственную историю. Многие из них пережили кораблекрушение.