Иногда офицеры вызывали к себе меня или Макарова, угощали вином, сигаретами, стараясь подробнее узнать о настроении солдат. Изредка Бушико заводил речь о фронте и спрашивал, как мы смотрим на это. Мы отвечали, что солдаты на фронт не пойдут.
— А если бы вы начали их уговаривать? — вдруг спросил Бушико. — Они послушают вас?
— Кажется, нет.
Мы понимали, чего добивался поручик. Да он и сам не скрывал своих намерений. Однажды он прямо сказал:
— Если сумеете уговорить солдат пойти на фронт, будете произведены в офицеры.
Все слышанное от Бушико мы передавали Оченину и Станкевичу, соблюдая всяческую осторожность. Мы знали, что офицеры следят за нами, и очень жалели, что оказались на особом счету у начальства.
В конце февраля Крылков опять исчез. Все были уверены, что он второй раз решил попытать счастья — пробраться в Швейцарию. Четыре дня о нем ничего не было известно. На пятые сутки его привели французские пограничники. Он был страшно измучен; видно, попытка к побегу стоила ему немало трудов.
Бушико посадил беглеца на десять суток под арест.
Неудача Крылкова угнетающе подействовала на нас, но мы все же продолжали обсуждать план побега, тем более, что нашлось немало желающих бежать вместе с нами.
Наконец подготовка была закончена. Нам помогали канадские шоферы и денщики. Через заведующего оружейным складом мы достали девятнадцать автоматических браунингов, двадцать два военных складных ножа с длинными и прочными лезвиями, которые походили на небольшие кинжалы, раздобыли несколько банок консервов. Все это мы спрятали до подходящего момента в лесу.
Обстоятельства складывались в нашу пользу. Бушико вслед за поручиком Дюбуа переехал в город Салинс, где он поместился со своим денщиком Безуглым в гостинице. В лагере они стали бывать только наездами. Каждую субботу вечером Макаров отвозил поручику сведения о произведенных за неделю работах.
Переговорив с товарищами, мы решили назначить побег на воскресенье, когда в лагере не бывает ни Бушико, ни Дюбуа. При этом очень жалели, что придется оставить Станкевича: у него сильно разболелась рана на ноге, и он не мог свободно передвигаться.
Наша группа состояла из двадцати одного человека. Все мы с нетерпением ждали воскресного дня.
Неожиданно Макаров заболел гриппом. В первую же ночь температура поднялась до сорока градусов, пришлось отправить его в госпиталь. А в субботу, в неурочный час приехал Бушико. Взяв у канадских офицеров автомобиль, он завернул в канцелярию. Тут он узнал о болезни Макарова. Вызвал меня, посадил в автомобиль и направился в госпиталь. Макаров бредил, и мы не смогли поговорить с ним.
Выйдя из госпиталя, Бушико приказал шоферу ехать во вторую сотню. Дорогой он не проговорил ни одного слова, несмотря на свою словоохотливость. Эта непредвиденная поездка беспокоила меня. Я решил, что, видимо, что-то случилось, и готовился ко всяким неожиданностям.
Приехав во вторую сотню, Бушико разыскал Оченина и Станкевича. Идя с ними по лагерю и разговаривая о работе, мы незаметно миновали бараки и очутились в лесу. Бушико предложил нам троим встать под густой сосной и приготовил свой фотографический аппарат, с которым никогда не расставался. Мы, признаться, были очень рады получить бесплатно фотографические карточки, тем более, что аппарат Бушико был очень хороший и карточки всегда выходили удачно.
После того как наши лица были запечатлены на пленке, поручик повесил аппарат на плечо, закурил сигарету и, обращаясь к нам, сказал:
— А теперь можно с вами поговорить, господа беглецы. Снимок с вас есть, удрать вам вторично не удастся. Это вам не Африка. Вы теперь находитесь в руках не у какого-либо ротозея, а у капитана Бушико…
При этих словах у нас задрожали руки и ноги. Кто ему передал, что мы были в Африке и бежали?!
— Вы хотели провести капитана Бушико! — продолжал офицер. — Нет, этого не случится. На свете еще не родился такой человек. Недаром Керенский меня направил во Францию, — он знал, кого послал… Жаль, что поздно сюда приехал, я бы показал вам куртинскую республику!
Мы стояли молча. В голове проносилось множество мыслей. Все наши планы побега сразу рухнули, и вместо трепетно ожидаемого воскресенья теперь нужно было ждать того страшного часа, когда нас вновь посадят в арестантский вагон и отправят в далекую страшную ссылку.