Закончив переправу, Оченин перебросил французам веревку, а потом и винтовочные затворы.
Пограничники сняли кепи и долго махали ими, прощаясь с нами.
Морозный день клонился к вечеру.
Простившись с французскими солдатами, мы быстро пошли в гору, чтобы хоть немного согреться во время ходьбы. В мокрой одежде итти было очень холодно, да и неудобно. Но главное, главное — нас подгоняла огромная радость. Наконец-то мы вырвались из Франции, где пережили столько мытарств и мучений! Наконец-то мы в Швейцарии, откуда, думалось, не трудно будет выехать на родину! Скоро увидим родные деревни, обнимем милых и близких людей…
Местность на швейцарской стороне оказалась менее гористой, продвигаться было легче. А вскоре мы вышли и на дорогу, которая вела на юг.
Когда начался спуск, уже в темноте мы увидели около дороги первый домик, за ним второй, третий. Огня в окнах не было. Мы прошли дальше. Наконец показался и освещенный домик. Оченин постучал.
Вышедшая на стук девушка предложила войти в помещение. Оченин спросил по-французски:
— Виноват, барышня, здесь французская деревня?
— Нет, здесь Швейцария, — ответила девушка.
В помещении нас встретил молодой человек, одетый в штатское платье. Он был очень любезен и согласился проводить до кафе.
Когда мы вошли в зал, кто-то из сидящих за столиками громко спросил, обращаясь к нам:
— Русские дезертиры?
Услышав наш утвердительный ответ, швейцарцы захлопали в ладоши.
Мы сели за стол. К нам подошли сразу трое — два официанта и сам хозяин. На двух больших подносах они принесли белый хлеб, кастрюли с горячим молоком и стаканы.
Поздоровавшись, хозяин тихо сказал, что он кое-что понимает, и предложил выпить горячего молока с коньяком, — это самое лучшее средство после трудного перехода через Альпы и переправы через речку. Нас всех удивила догадливость хозяина. Видимо, таких, как мы, он встречал не впервые.
Все поданное официантами было быстро уничтожено нами, но сыт от этого никто не стал. Убирая посуду, хозяин сказал:
— Теперь вы можете заказать, что вам угодно, а пока заказанное сготовят, я советую выпить еще стаканчика по два моей прекрасной и полезной для вас смеси.
Мы согласились с предложением любезного хозяина.
— Я надеюсь, деньги у вас есть? — как бы между прочим спросил он.
— Денег много, — ответил фельдшер.
Плотно поужинав и выпив виноградного вина, мы совсем повеселели.
К нам подсели швейцарцы, стали расспрашивать, как мы шли через Альпы, сколько дней блуждали в горах. Они угощали нас сигаретами и поздравляли с благополучным переходом границы. Они говорили, что переплывать речку в такой мороз могут только русские люди.
Все мы чувствовали себя хорошо. Словно и не было тяжелого пятидневного горного перехода. Но это наше настроение испортилось, когда в кафе вошли два жандарма и сели в стороне за свободный столик. Как только мы расплатились, они сию же минуту предложили следовать за ними. Пришлось подчиниться. Взяв с собой мокрые шинели, мы двинулись из кафе вслед за жандармами.
По крутой дороге спускались более получаса. Остановились около двухэтажного здания, которое оказалось жандармским отделением пограничной охраны. Нас ввели в большую комнату — канцелярию. Находившиеся в ней жандармы тотчас же приступили к тщательному обыску. Взяли все, что было у нас, кроме одежды. После этого разместили в небольшие комнаты по два человека.
Комнаты были похожи на номера плохой гостиницы. В каждой стояло две железные кровати с матрацами, одеялами, простынями и подушками. Кроме кроватей было два стула, маленький столик и на стене висело небольшое зеркало.
Я был в одной комнате с Макаровым. Мы быстро разделись, потушили свет и легли спать. Больной, измученный тяжелым переходом, Макаров моментально уснул крепким, спокойным сном. Но я, несмотря на сильную усталость, спать не мог.
Мозг мой усиленно работал. Я снова вспомнил первые дни военной службы в Кузнецке. И особенно тот момент, когда принимал все меры, чтобы попасть в Самару вместо Митина. Вспомнил весь путь от Самары до Марселя, те минуты, когда я мечтал о Франции, в которую так стремился попасть. Франция в то время представлялась мне какой-то особенной страной, совершенно не похожей на Россию.
Что же дала мне эта «особенная» страна? Много ли светлых воспоминаний о ней сохранится в моей памяти? Нет, немного. Это — встреча в Марселе, путь от Марселя до Майлли, первомайская манифестация — вот, пожалуй, и все. Остальное было тяжелыми воспоминаниями. Жизнь в окопах, бремонское наступление, перекочевывание из деревни в деревню после боя, ля-куртинский расстрел, ссылка в Африку, издевательства Манжена.