В полдень, когда солдаты вернулись в бараки на обед и увидели, что машина все еще стоит на прежнем месте, любопытство разгорелось. Каждый хотел узнать, кто и зачем приехал на машине. Некоторые не выдержали и заговорили с охраной, стараясь получить от нее какие-либо сведения. В это время в бараке не было фельдфебеля и охранник-негр, предварительно осмотревшись кругом, тихо сообщил, что прибыли два офицера из России, но он не знает зачем.
До самого вечера на работе только и говорили о приезде офицеров. Большинство было уверено, что они всех солдат отправят домой.
— Что же иначе они будут здесь делать? — рассуждали куртинцы. — Не может же быть, чтобы мы всю жизнь провели в Африке, ведь знает же наше правительство, что мы заброшены сюда ни за что, ни про что. Вся наша вина лишь в том, что мы отказались итти на фронт, а хотели ехать домой.
Вечером после ужина капитан Терехин, поручик Стромский и приехавшие офицеры прошли по нескольким баракам. В одном из них задержались, и Терехин велел созвать солдат из других бараков на беседу.
— Братцы, — сказал капитан. — К нам приехали из России два представителя, они посланы нашим правительством для обследования положения русских в Африке и для того, чтобы нас информировать о положении в России. Говорить будет капитан Прощенко.
— Братцы! — начал Прощенко. — Я недавно приехал из России. Правительство поручило мне обследовать ваше положение, а вместе с тем выявить более честных и добросовестных из вас, которые будут достойны отправки на родину в первую очередь. Кроме этого на мне лежит обязанность выявить среди вас и недостойных, то есть таких, которые совершенно не будут отправлены в Россию, а останутся в Африке навечно. Из разговора с капитаном Терехиным я уже примерно знаю, кто из вас является достойным и кто недостойным, но я решил лично в этом убедиться.
— В России сейчас два лагеря, — продолжал Прощенко. — В одном под руководством генерала Деникина собрался весь честный русский народ, который желает мира и счастья нашей несчастной родине. В другом лагере засели большевики. В настоящее время вооруженный народ наступает на большевиков со всех сторон: с юга, севера, запада, востока, и недалек тот час, когда большевики будут окончательно уничтожены. Так вот, — заключил Прощенко, — теперь вам, я думаю, вполне понятно, какое положение в России. На этом мы сегодня закончим, а с завтрашнего дня начнем отбирать наиболее достойных для отправки на родину в первую очередь.
— Господин капитан, а землю помещичью Деникин мужикам отдал? — спросил один солдат.
— Отдал, всю отдал.
— А большевики тоже отдали землю мужикам? — спросил другой.
— Нет, большевики крестьянам землю не дали, они ее всю себе забрали.
— А кто же тогда засевает землю?
— Никто не засевает, большевики никому не дают сеять, вот земля и лежит незасеянная. Поэтому и свирепствует голод по всей Совдепии.
— А что это за Совдепия, господин капитан? — спросил солдат Комаров, бывший член полкового комитета в ля-Куртине, не раз активно выступавший на солдатских собраниях против Временного правительства.
— Совдепия? — переспросил капитан. — Это сов… это союз всех дикарей и головорезов.
— А по-моему это неверно, — сказал Комаров, — такого союза никогда и нигде не существовало. Я думаю, что Совдепия — это скорей похоже на Совет депутатов, а не на союз всех дикарей и…
— Ну, братцы, до свидания, — перебил его Прощенко, — завтра еще поговорим, а теперь уже поздно, спать пора.
Офицеры и фельдфебели поспешили уйти.
— Я и вперед чувствовал, что это приехали не нашего брата защищать, а такие же брандахлысты, как и те, которых нам в ля-Куртин Керенский присылал, — говорил Комаров. — Держи ухо востро, братва, иначе сгнием здесь, как падаль. Будьте уверены, они приехали веревки из нас вить да зубы заговаривать.
Разошлись ля-куртинцы по баракам недовольные.
На следующий день в обычный час все вышли на работу. Фельдфебели никого не ругали, не кричали, не били. Часов в одиннадцать к месту работ явились офицеры. Посмотрев, как работают ля-куртинцы, они, не сказав ни слова, удалились.
Прошло еще три дня. Приехавшие ни разу больше ля-куртинцев не собирали, на работу к ним не приходили, бараки не посещали. Некоторые солдаты уже стали посмеиваться над капитаном Прощенко и его проверкой достойных и недостойных.
На пятый день утром, когда ля-куртинцы выстроились на работу, присутствовавший здесь фельдфебель скомандовал «смирно!» и начал по списку выкликать фамилии. Вызванных отвели в сторону и объявили им об отправке в Россию. Всего было отобрано двести шестьдесят человек.