Не думаю, чтобы хоть кому-то из нас платили тут какие-то серьезные деньги, хотя иногда перепадало кое-что, – ходили, скорее, за тем, чтобы быть на людях и не опуститься вконец. Имитация деятельности спасала от психических срывов почти так же хорошо, как и сама деятельность.
Я сидела за обшарпанным столом с чернильной надписью «Мон шер ами, опять вы правы, на идиотов нет управы», пила почти бесцветный чай и убеждала себя, что худшую пору мы уже пережили. Летом будет легче.
Тут ко мне повернулся завотделом «Наука и культура» – Вадька Заславский. Посетитель его уже пропал к тому моменту, как я вернулась из столовой.
– Слушай, Ритка, ты что вообще знаешь про эти комитеты спасения?
– Ничего не знаю. Да и знать не хочу. Не верю я ни в какие комитеты, а уж в спасение тем более.
– Плакаты их я видел, – объяснил Вадька. – Но ведь кроме плакатов ничего нет. Ни программ, ни агитаторов, ни штаб-квартиры – ничего. Да и плакаты эти – одна чистая формальность. Он же просто не существует, этот комитет.
– Ну, значит, это миф. Миф и блеф. Смутное время, – говорю, – всегда порождает мифы. Сон разума, знаешь ли...
– В городе, – уперся Вадька, – сейчас работает только одна типография. При комендатуре военного округа. И ничего подобного, никаких плакатов не печатают – я узнавал. Тем более, в три цвета да еще на такой бумаге.
– Ну и что? Значит это подпольная типография. Ты что, никогда подпольных типографий не видел?
– Подпольные типографии я видел, – объясняет Вадька. – Но ты понимаешь, в чем дело... Тот мужик, который тут был только что, – он говорит, что открылось отделение этого комитета. Контора. У него во дворе. Еще вчера там было пусто и окна заколочены, а сегодня свет горит и табличка висит: «Районный комитет спасения. Прием населения с 9 до 17».
– Ну и что? А внутрь он заходил?
– В том-то все и дело, – говорит Вадька. – Там вахтер на дверях сидит. И этот вахтер его не пустил дальше порога. Хотя и в приемные часы.
Я слегка насторожилась.
– Ну, а я тут при чем?
– А при том, что это рядом с тобой. На Канатной. Может, зайдешь туда по дороге? Как домой пойдешь. А я тебе командировку выпишу.
– Вадька, ты чего? Я в такие дела не путаюсь.
– Да ты только посмотри, что там. А потом придешь, расскажешь.
– А если не приду? Войду туда, предположим, а обратно и не выйду?
– Не болтай глупости. Они что, корреспондентами питаются? Ну хочешь, мы еще кого-нибудь с тобой пошлем? Вон, Игорька пошлем. Игорь! – Игорь неохотно оторвался от карт. – Пойдешь с Ритой. Там у нее около дома отделение этого самого комитета спасения открылось. Хоть посмотрите, что это такое.
– Ладно, – сказал Игорь. Он попал в редакцию сразу после института как раз перед началом всеобщего обвала и каким-то образом умудрился сохранить исполнительность неофита. – Сходим.
– Командировку-то хоть выпиши, – сказала я. Если мне удастся убедить Вадьку, что он гонит меня на опасное задание, может, и гонорар какой-нибудь удастся выбить, не деньгами, так продуктовыми талонами.
– Уймись, – говорит, – зануда. Выпишу, – и садится за стол.
Он послал меня в змеиное логово, потому что у меня вид безобидный. Выгляжу, как круглая идиотка. Я и есть идиотка, потому что поддалась на эту провокацию. Если со мной поговорить по-человечески, меня можно убедить почти в чем угодно. Мне просто неловко отказывать.
На улице по-прежнему было сыро и темно, точно у рассвета начался старческий маразм, и он так и позабыл прийти. Прохожих почти не было. У подъезда на ветру судорожно трясла ветками акация. Перед дверью с табличкой – там действительно висела аккуратная табличка – на входе лежал почти новый половичок. Я покорно вытерла ноги.
Самая обычная контора – каких раньше было до фига и больше. У двери стоял столик с вахтером. То есть, вахтер сидел, и вид у него был самый обычный – вахтер, он вахтер и есть. На рукаве линялая красная повязка. А вместе все это выглядело как болезненный бред.
– А вам куда? – спросил он.
Игорь вместо того, чтобы попытаться овладеть ситуацией, как подобает мужчине, топтался и пыхтел у меня за спиной.
– Я население, – сказала я. – А тут написано «Прием населения». С девяти до пяти.
– И этот тоже население? – кивнул вахтер в сторону Игоря. Он читал какую-то затрепанную книжку без обложки. По-моему, детектив.
– Он тоже, – говорю.
– А вы по какому вопросу?
– Вот вы нас пропустите, – отвечаю. – Мы на месте и выясним.
Он устало вздохнул.
– Если вы насчет работы, тогда вам в пятый кабинет.
В пятый так в пятый. Казенные заведения нагоняют на меня такую неизбывную тоску, что мне хотелось поскорее выбраться оттуда, и я почти надеялась, что нас завернут.
Но нас пропустили. На самом-то деле, кроме пятого кабинета ни один не работал. С первого по четвертый, я имею в виду. Игорь, который явно тоже затосковал, спросил:
– Ну что, вместе пойдем или по очереди?
По очереди, наверное, с психологической точки зрения было бы лучше. Человек, когда остается наедине с собеседником, без свидетелей, расслабляется, и из него можно больше вытянуть. Зато вместе – спокойнее.
– Пошли вместе, – говорю. И постучалась в дверь, на которой был прибит пластиковый номер 5.
Комната как комната. На грязном окне – решетка в виде расходящихся лучей – «солнышком», – такие решетки обычно ставят в квартирах на первом этаже, чтобы они не так напоминали казематы. Линолеум. Зеленые стены. Обшарпанный стол. За столом сидит человек. И очень холодно.
Человек, сидящий за столом, поднял голову. У него было бледное, невыразительное лицо. Усредненное лицо – не запомнить и не описать. Возраста он тоже был среднего. И голос у него был нейтральный, впрочем, спокойный голос, без раздражения.