***
— Подождите! Дайте мне время! Я объясню, я уговорю его…
— Биолога в медблок, с ним что-то не так.
Мягкие сильные руки обняли за плечи, куда-то повлекли, повели… в медблок? Он объяснял этим рукам, что сейчас не может, он придёт позже, а сейчас ему надо поговорить с Гинтари… В руку вонзилась игла. Последнее, что он слышал, — Надин голос, встревоженный, вибрирующий на низких нотах, очень красивый… Разобрать слов биолог уже не мог.
***
Ката-ускоритель расшифровывался как катализатор процессов, ускоряя с чудовищной силой природные явления. Лёгкий ветерок он превращал в торнадо, комфортное тепло — в удушающую жару, а содержащиеся в воздухе малочисленные молекулы воды после продолжительной обработки ката-ускорителем напоминали влажноэкваториальные леса полуострова Малакка. Ката-ускорители, если их установить достаточно много, изменяли климат, осушали реки и болота, то есть действовали с противоположным эффектом. Но и среди изобретателей бывают шутники. Кто-то додумался их назвать катализаторами, в просторечии катами.
С болотами земляне перестарались. По просьбе Бразильского правительства было осушено болото Пантанал в бассейне реки Парагвай. Самое крупное болото мира, площадью двести тысяч квадратных километров, исчезло с лица земли. Вместе с ним исчезли три тысячи видов растений, тысяча видов животных, шестьсот пятьдесят видов птиц, двести тридцать видов рыб…
Пока бразильцы чесали в затылках и подсчитывали убытки, россияне с энтузиазмом метростроителей второго тысячелетия взялись за Васюганские болота. Пятьдесят три тысячи километров Западной Сибири — лакомый кусок, можно построить города, заложить природные парки, заповедники заселить зверьём… А болота — да кому они нужны? Какая от них польза? Одни комары да лягушки. Напрягал и тот факт, что болото год от года увеличивалось в размерах: пятьсот лет назад оно имело в четыре раза меньшую площадь.
За болото взялись всерьёз, сотни ката-ускорителей функционировали уже три года, когда сибиряки спохватились, как когда-то бразильцы, но было уже поздно что-то предпринимать: каты поработали на совесть. Васюганские болота — это заболоченная низменность с огромным количеством небольших озёр (около восьмисот тысяч). Отсюда берут своё начало десятки крупных рек и огромное количество мелких. На месте болот посадили леса, они быстро росли, но ещё быстрей сгорали от лесных пожаров вместе со всеми обитателями: на тысячи километров вокруг не осталось ни одного озера, ни одной речушки! Васюганские болота, являющиеся ценным источником пресной воды, прекратили своё существование.
Местные жители собирали на болотах голубику, морошку и клюкву, ловили в озёрах жирных карасей, в реках промышляли ценную рыбу, поставляя её элитным ресторанам. И жили припеваючи. Через три года они с удивлением поняли, что остались не у дел. Исчезла не только клюква и не только рыба, исчезли лоси, соболя, белки, рябчики, куропатки…
Большие запасы торфа, разлагаясь, связывали огромное количество углекислого газа, уменьшая парниковый эффект. С уничтожением крупнейших болот на планете нарушился экологический баланс. Наступило глобальное потепление. Восстановить болота не представлялось возможным. Ката-ускорители были запрещены к применению Общеземной Федерацией Природозащиты.
Всё это Бэрген знал, но что значила природозащита Земли в сравнении с защитой человеческих жизней? Ката-ускоритель, запущенный на полную мощность, втягивал всё, что в него попадало, а тянул он здорово. Как пылесос, ухмыльнулся Бэрген. Направил раструб на синий огонь.
— Иди ко мне, милашка, пообщаемся.
Синее пламя аккуратно обогнуло людей и рванулось к «пылесосу», пожалуй, слишком быстро. Гуманоиды (полугуманоиды, низкая ступень развития, недочеловеки, полуживотные) решили поделиться энергией. Неоценимый подарок, если учесть опустошённые землянами баки со скудными остатками энергии Кэймэзийского корабля.
Ката вобрала в себя Сущность и умножила её на самоё себя в десятки тысяч раз. Сущность не протестовала, радостно ввинтилась в жерло, ката загудела, «переваривая» добычу. Бэрген не успел сообразить, что произошло, когда ката взорвалась.
В мозгу билась чужая радость, чужое злое торжество, чужое сожаление и непреклонность — всё разом, сливаясь в горячую лаву эмоций.
***
Как же долго она жила полуголодной жизнью! Солнце Эльгомайзы слишком тусклое, не могло напитать энергией досыта, голод ослаблял мыслительный процесс, и заставлял думать о еде… о белом солнце Кэймэза… Поглощённая Сущностью энергия ката-ускорителя разбудила мозг, если можно назвать мозгом живую плазму.
Она безошибочно вычислила лидера. Того, кто отдавал приказы. Он когда-то предал четыреста шестьдесят колонистов, и других, не имеющих разума, но любящих жизнь и вскармливающих потомство молоком. Они погибли по его вине. Это сидело в его L-составляющей, но Сущность, ослабевшая от тысячелетнего голода, не могла разобраться в сумбурных чужих биотоках.
После ката-ускорителя она «читала» ксеноморфа-лидера как книгу. Волокушин ошибся, назначив Балабанова капитаном. Предавший однажды предаст второй раз. Обрёкший на смерть своих соплеменников и бросив их умирать под чужим далёким солнцем, теперь он собирался препарировать тела погибших мэзов, не имея на то права. Но лидер считал, что — имеет.
Она, Сущность, тоже имеет право. Белый шар целился в голову: там клубилась чужая подлость, подсчитывалась сумма вознаграждения за останки мэзов, которых экипаж продаст компании «Flying Star»… Да как он смеет?! Кто они, эти пришельцы, которые вместо помощи занялись мародёрством? С одним оказался возможным Контакт, но другие изолировали контактёра и выключили его поле: Сущность больше не чувствовала Юозаса, связь прервалась. Устранили? Она тоже умеет — устранять.
— Кэп, смотри! Шаровая! У них тут бывают грозы.
— Да нет, шаровая быстро летит, а эта еле тащится.
— Говорят же тебе, шаровая молния! А что тащится, это так кажется, из-за атмосферы. Беги кэп, она… сейчас шарахнет! Беги!
Белый шар стал розовым. Свет клубился, переливался, гипнотизировал…
«Бросил шар свой пурпуровый
Златовласый Эрот в меня,
И зовёт позабавиться
С девой пёстрообутой».
Анакреонт, перевод Вересаева, откуда Анакреонт знал об Эльгомайзе, ведь в его времена люди не летали к звёздам, не умирали в чужих Вселенных…
— Андрей, беги!
Смерть была светом — шипящим, раскалённым, невыносимым. Глаза пекло от близкого жара. Андрей машинально закрыл лицо руками и услышал вскрик Леоны — последний, по-детски жалобный.
Леона не колеблясь встала между ним и смертью.
Андрей никогда не назовёт её любимой, хоть и смотрит так странно… У неё нет ни единого шанса: Андрей знает, кто она. Биоформа. Не человек. Если так, зачем вообще жить? Он будет меня помнить. Он будет жить. Это всё, что я могу для него сделать.
Боли она почти не чувствовала. Вскрикнуть заставило сожаление — об Андрее, которого она больше не увидит. О мире, в котором её больше не будет. О Кэли, которая останется одна, совсем одна! Почему так? Почему те, кто растил их в ласковой заботе и тепле (Леона готова была поклясться, что их с Кэли любили) — почему они их отвергли, не приняли в свой мир? Кэли! У неё не будет ни семьи, ни детей, ни друзей. Люди не знают, как страшно — когда некому рассказать, не с кем поделиться. Кто же поверит андроморфу? Андрей! Он мог бы поверить, почти поверил, он так на меня смотрел… А я не успела сказать ему, что умею любить, и теперь не скажу, уже не скажу…
Леона не знала, что Кэли погибнет, не успеет войти в шлюзовую камеру, пропуская людей, которые двигались слишком медленно, волоча за собой награбленное и под угрозой смерти не желая расстаться со своей добычей.
***
— Матка боска! (польск.: Матерь божья) — Золтовски бросил ящик, в котором что-то зазвенело, да чёрт с ним, с ящиком, капитана надо спасать. Лех взвалил Андрея на плечо и, перепрыгивая через ступеньки, побежал по трапу к шлюзовой камере «Сайпана», повторяя самому себе: «Шибче, проше, шибче!» (польск.: быстрее, пожалуйста, быстрее!) Спасибо Катеринке, заставляла заниматься, мышцы накачал.