– Пойду поговорю с ней. Может, вечером мы вдвоем куда-нибудь сходим. Новый год все-таки, – сказала мама, и я живо вскочила.
Только не это. Я люблю свою маму, но пока не готова взглянуть правде в глаза. Я была слишком шокирована. Первая стадия горя? Шок. Реализуется.
Я также не нуждалась сегодня вечером в вечеринке из жалости, пока семья Кеннеди будет делать вид, что не знает, почему мы с мамой ушли.
В панике я ворвалась в первую же попавшуюся дверь и прислонилась к ней спиной. В свое время у меня возникали одна-две панические атаки, но никогда не было так плохо, как сейчас. Голова кружилась, каждая клеточка тела болела. Я не могла дышать, не могла трезво мыслить.
Я была настолько не в себе, что проскользнула в ванную, где Грейсон принимал душ, и заметила это, только когда он с удивленным лицом высунул голову из-за занавески.
– Эйвс, детка, я тут немного занят. – Он выгнул бровь и просиял мне кривой улыбкой. – Если ты, конечно, не желаешь ко мне присоединиться?..
Не успел он договорить, как раздался стук в дверь и взволнованный голос матери. Я посмотрела на Грейсона и во власти страха запрыгнула к нему за занавеску.
– Ого! Эйвери! Это была всего лишь шутка!
Я слышала Грейсона, но ничего не могла ответить, просто прислонилась спиной к холодной кафельной плитке и закрыла глаза, позволяя горячей воде омывать меня.
Раздался еще один стук, на этот раз громче, и приоткрылась дверь.
– Эйвери? Ты здесь, дорогая?
Я судорожно покачала головой, уповая на помощь Грейсона.
– Прости, Кейтлин, это всего лишь я.
– Ох, извини, Грейсон, я думала, что это Эйвери.
– Да, мы похожи, – отшутился он.
Мама хихикнула, затем тяжело вздохнула.
– Если увидишь, передай, что я ее ищу.
– Хорошо.
Дверь захлопнулась, и стало тихо. Я так долго стояла без движения, что у меня разболелась голова, закружилась, и коленки подогнулись.
Грейсон влет поймал меня под руки.
– Дыши, Эйвери, – скомандовал он.
Я вдохнула и, стоило воздуху наполнить легкие, поняла, что это мой первый вдох за последние минуты. Буквально.
– Эйвс, – произнес низкий, твердый голос, и я почувствовала руки на своих щеках.
Открыла глаза и встретилась с пленительным взглядом красивых пронзительных голубых глаз Грейсона.
– Теперь ты в порядке? – спросил он.
Может, теперь я дышала, но больше никогда не буду в порядке. Я обняла Грейсона и разрыдалась у него на груди.
Не знаю, как долго я так простояла, отчаянно держась за парня, пока распадалась изнутри. Но, сколько бы это ни продолжалось, Грейсон меня не останавливал. Он просто крепко обнимал и укачивал меня под струями горячей воды, шепча ободряющие слова и поглаживая по волосам.
В конце концов истерика стихла, и я вновь обрела над собой контроль. Вот тогда-то я и поняла, что стояла в душе, цепляясь за полностью обнаженного Грейсона Кеннеди, и определенная часть его тела была этому рада.
Я ахнула и попыталась вырваться из его объятий, но он меня удержал.
– Что есть, то есть, Эйвс, – усмехнулся Грейсон. – Я горячий парень, голый стою в душе, обнимая девушку, чья футболка промокла и прилипла к ее на удивление впечатляющей груди.
Когда я снова ахнула, Грейсон меня отпустил. И еще долго смеялся после того, как я выбралась из ванной. Поэтому я совершенно не мучилась угрызениями совести, стащив полотенце и оставив моющегося парня на волю судьбы.
ПРОЛОГ #2
Да, вы действительно это читаете. Если уж Эйвери использовала одну из этих модных штучек с прологом, чтобы объясниться, тогда позволено и мне. Она не единственная, кому есть что рассказать!
Грейсон
Во-первых, хочу сказать, что дневники – это фигня. Одно обладание этой глупой вещицей может наградить меня гинеко-что-бы-то-ни-было.
Во-вторых, и это более важная деталь, которую мне нужно отметить в сверхгениальном дополнительном прологе, сам эксперимент Эйвери – это полнейшая чушь.
На самом деле Эйвери Шоу не страдает от разбитого сердца. О, ей действительно больно. Конечно, мой придурочный братишка ее обидел, за что рано или поздно получит хорошую взбучку. Обещаю. Но Эйвери не была по-настоящему влюблена в Эйдена, следовательно, не страдает от истинно разбитого сердца.
Единственное, отчего страдает Эйвери, так это от чувства отвергнутости и огромной зависимости.
Эйвери с Эйденом – реально клинический случай. Наши мамы лишили обоих любого шанса на нормальную жизнь задолго до их рождения. Конечно, Эйвери любит Эйдена, но она не имеет ни малейшего долбаного представления, что значит быть влюбленной. Она только думает, что знает. Ее трактовка в корне неверна.