«Чудеса, — бурчал он, — Я помню, что был здесь. Вот камень, которым проломил ему голову. Ничего не понимаю».
Ногой он перевернул камень, но следов крови ни на нем, ни под ним, не увидел. «Приснилось, спьяну? А сын?» Обливаясь потом и тяжело дыша перегаром, он побежал туда, где вчера застал с любовниками жену. Наташа лежала на поляне, абсолютно голая. Грудь и живот ее были разворочены выстрелами. На запекшихся ранах деловито суетились мухи. Почерневшая рука жены лежала на углях давно потухшего костра. Виктор огляделся. Вчерашних красавцев нигде не было видно.
«Как же это, — растерялся Виктор, — Они же упали сюда, за костер. Или куда отползли раненые?»
Он обшарил все кругом, но ничего не нашел. Даже следов вчерашней попойки не было видно. Исчезли бутылки с вином, шампуры с остатками мяса, фрукты.
Безумно озираясь, он побежал к домику. Мертвый сын лежал на ступеньках. Через рану на горле, виднелись белые позвонки и обрывки хрящей. Как и жена, он был мертв. «А где убитые мужики? Кабан? Где старик?» Коновалова затрясло. Он присел рядом с сыном, обхватил безжизненную голову ребенка. «Сынок, — завыл он, — Что случилось? Я же вчера не был пьян. Кто одурманил меня? — Голос его поднимался все выше и выше, и завершился криком. — Но ведь я же все видел!»
Профессор одним махом опустошил рюмку, поморщился, забросил в рот ломтик сыра. Он полуприкрыл глаза, как бы прячась от ресторанного гама, который надоедливо лез в уши, путая мысли и слова. Сидящие рядом две студентки и парень, молчали, ожидая пока профессор продолжит рассказ. Но он молчал, полностью уйдя в прошлое и заново переживая давние события. Я тоже сидел не шевелясь, забыв про ужин, боясь пропустить и слово из рассказанного.
— А дальше — Тронула профессора за рукав остроносая, очкастая девчонка слева.
Преподаватель вздрогнул, возвращаясь к действительности, обвел глазами полутемный зал. В этот момент по ушам ударил усиленный стократ микрофоном хриплый голос ресторанного музыканта: «Последний танец».
За столами засуетились. Послышался звон бросаемых вилок и отодвигаемых стульев. Вчерашние юнцы, неловкие, в строгих костюмах, приглашали однокурсниц. Праздник последнего звонка, по институтской традиции, справляемый в ресторане, подходил к концу.
— Дальше? — Отозвался профессор, — Когда ученые приехали, было поздно. Глава семьи повесился. Вся там погибли. Ужасно. Ужасно. То, что показывают в американских ужасниках — святочные рассказики по сравнению с тамошней картиной. В кино муляжи, а тут настоящее. Я и сейчас содрогаюсь, вспоминая это. — Профессор поежился, — До сих пор они снятся мне ночами. Лица бескровные, а губы, наоборот, красные, словно накрашенные. Они открывают мертвые глаза и шевелят непослушными губами. Что говорят, я не слышу. Проклинают…
Последние слова он произнес шепотом. Взгляд его опять потускнел.
— А где сейчас Ваш друг? Куда делся прибор? — Очкастая студентка была настойчива.
— А? Димка? После этого случая он попал в психушку. Года два лечился. Еще бы, увидеть такое. Где сейчас, не знаю. Мы не встречаемся. Слышал, работает на каком-то заводе. Тихий, забитый человечек. К чему я вам все рассказал?.. Не припомню…
Он выпил еще рюмку. И, как бы ведя бесконечный спор с собой, задумчиво сказал, не обращаясь к кому-либо:
— Все-таки человек не божье творение, а сатаны. Предначертание его — уничтожать себе подобных и все на земле. Или нет?… Не помню к чему…. Извините.
Он встал. Машинально поправил галстук, одернул пиджак и пошел к выходу, пересекая площадку с танцующими по прямой.
— Говорят, в два счета мог бы стать академиком, — пожалел его парень, — Только поддает. А так неплохой мужик.
— Пойдем танцевать, — обратился он к соседке, — Последний танец. А то не успеем.