– Извини, но не могу. По крайней мере до того момента, пока не возьму у тебя все, что можно.
Молчание стало мне ответом. В этот раз разговор уже не хотела вести я. Часы показывали час дня, я же пыталась одновременно разделить внимание на два экрана. Диагностика андроида на столе едва добралась до анализа состояния всех биокомпонентов, как работа с тактильным датчиком была закончена. Не была уверена, что все сделала правильно – такие вещи можно проверить только опытным путем – однако была так довольна собой, что поспешно оставила бездумно смотрящую вверх машину в одиночестве. Та же кружка была снова наполнена кофе, тушеные овощи отправились в желудок без какого-либо энтузиазма. Уже за обедом телефон разразился звоном. На связи был Майлз.
Разговор имел скорее односторонний характер. Девиант оповестил о вполне себе приличных найденных переписках Манфреда о наркотиках, однако этого было бы недостаточно: мало ли кто там переписывается и что подразумевается под словами «есть чо?». Поэтому андроид решил отследить адреса, обозначенные в телефонных разговорах, и проверить, есть ли в местах сделок камеры.
– Только прошу тебя, будь аккуратнее, – туманно отозвалась я, кое-как цепляясь за теплый искаженный волнами голос Майлза. Всем вниманием я по-прежнему была у золотого диода Коннора, что перестал проявлять интерес к происходящему вокруг. – У городской системы видеонаблюдений навороченная защитная программа. Если тебя вычислят – легко смогут отследить все твои передвижения.
– Хотелось бы напомнить, что я проделываю это уже полтора года, – Майлз как всегда иронизировал по своей привычке. Все же нечто в моем тоне его удивило. Девиант вкрадчиво, но заботливо поинтересовался. – У тебя все в порядке? Такой удрученный голос.
– Да, все хорошо… – нет, Майлз, все совсем не хорошо. Я просто не хочу спускаться вниз после того, как почувствовала себя самой последней тварью на земле, внезапно став в глазах андроида палачом. – Я, кстати, доделала датчик, так что можем сегодня вечером попробовать.
Смена темы дала должный эффект. Майлз, вдохновившийся новостью, тут же забыл про мой задумчивый тон, да и вообще кажется про все забыл. Спустя несколько минут связь была оборвана, я же продолжала сидеть за обеденным столом, не в силах спуститься в подвал. Это так сложно. Почему это так сложно? Вчера я засыпала с мыслью о том, кто находится на хирургическом столе. Прекрасный образец идеального мужчины, отсоединенные конечности которого выдавали его реальную опасность. Казалось, что он идеален не только в облике, но и в голове: множество программ, множество систем, что наверняка были выполнены ювелирно. А теперь я вспоминаю потерянный голос машины и желтый, мигающий диод на виске.
Пора с этим заканчивать.
Прибрав за собой, я вернула халат на плечи и нехотя спустилась вниз. Коннор продолжал лежать посреди хирургического стала, его темные глаза, казалось, смотрели сквозь потолок, сквозь целую вселенную. На секунду мне даже стало тревожно от этого вида, неужели отключился? Однако как только черные ресницы вздрогнули, я тут же испытала облегчение, сравнимое с нирваной. Вскоре диагностические экраны были атакованы мной.
Все вроде было нормально. На первый взгляд. Оповещение об отсутствии конечностей, о целостности центрального процессора, даже оповещение о присутствии инородной, не заводской детали. При виде последнего я даже не нарочно вздернула углы губ. Однако среди зеленых и голубых спокойных результатов диагностики выделялся один – красный. Конечно, еще многие биокомпоненты не успели пройти анализ, и все же одного взгляда на красную строку хватило, чтобы овощи в желудке смешались вместе с едким страхом.
– Коннор, – быстро вскочив со стула, от чего больно ударилась о край стола, я сморщилась от боли и нависла над машиной. – Коннор, посмотри на меня.
Машина не реагировала. Диод сменился голубым цветом, карие глаза пронзали пространство. То, что светодиод еще горит – просто подарок судьбы при обнаруженном повреждении! Однако отчужденное состояние андроида было мне не на руку. Буквально вчера я отключала его коммуникатор, а сегодня уже сама пытаюсь растормошить инертную машину.
Теряя в страхе терпение, я пощелкала перед глазами Коннора пальцами, но тот по-прежнему лишь хлопал ресницами, глядя перед собой. Только после требовательного оклика «Эй!» RK800, не поворачивая головы, безучастно посмотрел мне в глаза.
– Коннор, каков процент содержания тириума? – машина молчала, я старалась выплеснуть энергию, переступая с ноги на ногу. Пальцы отчаянно цеплялись за стальную поверхность стола, неприятно шкрябая по металлу ногтями. – Ну же, ответь мне, парень!
Секунды казались мне вечностью, но на деле открывшееся повреждение говорило, что каждая эта секунда может стать фатальной. Андроид слегка нахмурился, активируя систему самодиагностики, однако услышанное мной в следующее мгновение повергло в недоумение. Машина тем временем безучастно вернулась к потолку, не имея никакого интереса ни к своему состоянию, ни к моему внезапному страху.
– Я не знаю.
Странности на странностях! Сначала Златко, потом диагностика, теперь это! Сначала мне показалось, что андроид просто не желает делиться такой информацией, однако в течение нескольких минут предположение было опровергнуто.
– В смысле не знаю? Сколько у тебя тириума, Коннор?!
– Система самодиагностики повреждений не отвечает.
Его голос был так холоден и инертен, точно он говорил самые обыденные вещи. Он не желал участвовать в том безумстве, в которое ввергнулась я. Судя по всему, андроиду было абсолютно наплевать на то, отключится он или нет.
Чертыхаясь и оббивая все встречные углы выступающими тазовыми костями, я бегала по подвалу в поисках нужных материалов. Процессор, увы, еще не дошел до проверки системы самодиагностики, и потому я даже не была удивлена, что не получила оповещение о сломанной программе. Однако ее починить можно и потом. Сейчас перед моими глазами стояли жуткие, наспех найденные в компьютере цифры «26%» и красные буквы, гласящие о повреждении тириумного насоса.
Мышцы действовали на автомате. Я в спешке цепляла синие перчатки, искала в ящике более или менее подходящий компонент, выуживала из бокса три пакета с голубой кровью. Подобные вещи мне приходилось проводить не раз, ведь андроиды почти всегда имели повреждения в конечностях и в брюшной полости. Однако ни у одного из них, твою мать, не было тириума меньше половины! Удивительно, как с таким количеством он вообще еще глазами хлопает.
Наконец, собрав все нужное, я пододвинула к себе узкий, высокий металлический столик для хирургических инструментов. Весь арсенал хирурга-механика был спешно разложен. Андроид на столе не проявлял к суматохе никакого интереса, но его психическое состояние меня сейчас волновало меньше всего.
Сердце билось, словно в последний раз. Я чувствовала, как дрожат кисти от нахлынувшего страха, но все никак не могла понять, что это: испуг перед отключением столь безупречной машины или испуг перед едва не просранными двадцатью пятью тысячами? Я быстро застегнула халат до горла, напоминая себе, как тяжело выстирывается тириум с одежды. Руки после этой процедуры тут же были подняты ладонями вперед.
– Так. Вкратце объясню ситуацию. Твой тириумный насос треснул, и тириум потихоньку вытекает. На данный момент у тебя уже двадцать пять процентов, и если ничего не сделать – ты отключишься, – я пыталась разжевывать каждое слово, однако голос мой предательски дрожал. Коннор не смотрел на меня. Все еще пронзал карими глазами пространство перед собой. Сейчас он и впрямь выглядел, как самая обычная машина, разве что те чаще всего улыбаются для комфортного самочувствия хозяина, а он смотрит обреченно, без интереса. – Но я не могу заменить насос, пока на тебе стоят заглушки. Так что их придется снять, и я буду очень благодарна, если ты не будешь двигаться, осложняя мне работу. Договорились?
– Делайте все, что потребуется.
Вроде бы дали добро, но таким голосом, как говорят самоубийцы. Поежившись, я попыталась сосредоточиться на экране диагностики, где указывалась утечка голубой крови, одновременно с этим отключая заглушки. У меня даже не было времени побеспокоиться о том, вдруг андроид сейчас попытается вырваться. Перед глазами стояли тревожные оповещения, мыслями я уже была внутри машины, воображала себе возможные повреждения. Теперь понятно, почему тириум под Коннором в подвале Златко не высыхал – он скапывал все то время, что машина висела на аппарате диагностики. Чертов садистский придурок.