Русичев понимающе кивнул:
— С мотивацией все ясно! Но вот как убедить политиков из 2-го параллельного мира Земли сменить проводимый страной курс, если они не критичны в мышлении, да еще очень амбициозны мне не вполне понятно.
Вице-адмирал встал, как бы подчеркивая окончание разговора, прошелся по кабинету и подошел к иллюминатору: он несколько минут всматривался в спокойную гладь океана, словно пытался сквозь горизонт разглядеть эту далеко-недостижимую и в то же время рядом присутствующую Россию, гибель которой грозит гибелью всей планеты, а вместе с ней и его цивилизации:
— Будем надеяться, ребята из министерства подготовят что-нибудь убедительное. Это уже их хлеб, — с этими словами Левченко повернулся и уже официально взглянул на Русичева. Тот понял, что разговор окончен, и не стал дальше проявлять своего любопытства. Он встал и хотел вытянуться по форме, но командующий жестом руки остановил его, глаза его неожиданно потеплели.
— Мальчик мой, мне нелегко отпускать тебя, но, видимо, дело очень серьезное, раз уж они так потребовали. Но я надеюсь, что ты справишься, я очень верю в тебя! — после этих слов адмирал подошел к Сергею и по- отечески обнял его.
Сергей очень уважал командира атомного линкора, ценил его ум, выдержку и мужество. Кроме всего, он испытывал к нему вполне сыновние чувства. Он вдруг вспомнил, что он сирота, и годы, проведенные в Нахимовском училище. Мысленно перед его глазами всплыли глаза вице-адмирала, полные горечи и тоски, когда ему сообщили о гибели сына-подводника в одном из морских сражений с американцами:
— Вы можете быть во мне вполне уверены, Владимир Евгеньевич. Я сделаю все возможное и невозможное, все, что зависит лично от меня. Я не посрамлю ваших седин, да и чести нашего корабля, всего флота! — в голосе капитан-лейтенанта появилось привычное железное спокойствие. — Когда мне приступать к заданию?
Часть 2
— Через полчаса за тобой прибудет спец, вертолет МГБ СССР. С этого момента никто не должен знать, куда ты направляешься и где находишься.
Капитан-лейтенант вытянулся по стойке смирно и, отдав честь, щелкнул каблуками:
— Разрешите идти?
— Идите! — вице-адмирал взял под козырек.
Выходя из кабинета, Русичев мельком взглянул на голограмму: Сталин смотрел на него, а в полусогнутой руке его дымилась трубка, он несколько раз кивнул головой, как бы говоря «Не беспокойся, все будет в порядке».
На вертолетной площадке линкора в форме морских офицеров стояли, поглядывая в небо, два человека.
Старший помощник капитана корабля — контр- адмирал обратился к капитан-лейтенанту:
— Сергей, скажи, пожалуйста, спецзадание особо важное, раз никто тебя не провожает кроме меня?
— Я думаю, Вы, Павел Арсентевич, все сами поймете, когда увидите вертолет.
— Так оно и есть, — старпом досадно повел головой. — Когда командующий поручает проводы мне одному и при этом ничего не говорит, значит, в спецслужбах что-то задумали?
Он хотел еще что-то спросить, но в небе в этот момент раздался рокот вертолета, еще минута и он уже завис над площадкой, словно прицеливаясь для посадки. Когда шасси коснулись палубы и утих шум винтов, бесшумно открылась дверь, вежливый голос пригласил:
— Капитан-лейтенант Русичев, мы за Вами. Сергей сделал под козырек:
— Товарищ контр-адмирал, разрешите отбыть.
— Удачи тебе, Сережа, — старший помощник протянул Русичеву руку и крепко пожал.
Сергей легко вскочил в вертолет и сел на предложенное место. Еще мгновение, и палуба корабля начала уходить вниз, вертолет набирал высоту. Поднявшись метров на сто, винтокрылая машина на какое-то время зависла над кораблем, и Русичев смог еще раз разглядеть с высоты любимый линкор. Отсюда он был сказочно великолепен: сильно вытянутый корпус, невысокие надстройки придавали ему форму кристалла, покоившегося на чистейшей, как зеркало, воде. И сама окраска корабля придавала ему прозрачность, только военно- морской флаг с красной звездой и серпом и молотом, гордо реющий на флагштоке, выделялся на общем фоне. На первый взгляд, вооружения не было видно, но Сергей все же разглядел едва различимые дюзы главного вооружения — ударного ракетного комплекса «Супергранит». В голове невольно промелькнула мысль: