Русь приняла христианство в X веке, приняла из рук великой цветущей христианской империи — Византии. Русь приняла христианство у безусловного лидера западной части Евразии. Утверждать, что это был ошибочный выбор, просто наивно, вероятность другого, западного, выбора была ничтожна.
Пьетро Лоринцетти (Сиена, 1280/85–ок. 1348). Полиптих Тарлатти. Фрагмент. Выдающийся пример интегрального искусства, когда чувственный и сверхчувственный миры объединяются
Великий спор об исихазме
Как разошлись христианский Восток и Запад? Почему не удалось, несмотря на многочисленные попытки, вновь объединить Западную и Восточную Церкви после их раскола в XI веке? Не только ведь материальные факторы — жадность и зависть к богатству — имели значение. Конечно, этот раскол гораздо серьезнее. Глубокие мировоззренческие расхождения, разные пути богопознания, выбранные Церквями, в конце концов исключили возможность единения. Раскол не результат чьих-то ошибок, излишних притязаний, капризов, ревности. Раскол — это провиденциальное действие, это результат высшего проявления свободы воли, когда решения и их последствия не подсчитываются рациональным образом, а изыскиваются в глубинах Духа. Силу таких решений нельзя переломить, последствия таких решений необратимы.
Рассмотрим здесь только один эпизод интеллектуального, богословского столкновения Востока и Запада, возможно решающий, самый яркий, необыкновенно емкий по затрагиваемым проблемам, глубокий по своему интеллектуальному качеству. Это знаменитый спор между византийским богословом Григорием Паламой и калабрийским монахом Варлаамом по поводу исихазма.
Исихазм — широко распространенная в монашеской среде Византии мистическая духовная практика богопознания, практика умно-сердечной молитвы, очищающей помыслы и готовящей к богосозерцанию. Варлаам, узнав об этих практиках, принялся высмеивать монахов и обвинять их в греховном эзотеризме. «Пуподушники» — так обзывали монахов-исихастов, высмеивая один из психосоматических приемов, когда практикующий концентрируется на своем пупке.
Однако тема оказалась не комичной. В дискуссию вступил Григорий Палама, оппоненты обменивались виртуозными жесткими посланиями. Масштаб дискуссии настолько разросся, что было созвано два Собора, они вынесли решения в пользу Паламы. Варлаам бежал из Византии в Италию, где давал уроки греческого языка Петрарке.
Почему Варлаама так смущал мистицизм греческих монахов? Выдающийся современный богослов о. Иоанн Мейендорф разъяснял: «Практическая мысль Варлаама была близка к современному ему западному номинализму Вильгельма Оккама: реального богопознания нет; есть только либо рациональные выводы из чувственного опыта, либо недоказуемые и несообщимые мистические озарения». Здесь еще делается вежливый кивок в сторону «мистического озарения», богопознание все же возможно, однако, по сути, совершается мощный решающий дрейф в сторону языческого Аристотеля — чувственный опыт как единственный источник точного знания. Варлаам утверждает, что Бог непознаваем и что рассуждения о Нем не могут покоиться на чувственном опыте.
Симоне Мартини (Сиена, 1284 – Авиньон, 1344). Посвящение св. Мартина в рыцари. Деталь
Палама задает вопрос: как же быть тогда с Иисусом Христом, Сыном Бога, который явился во плоти , страдал, был распят и затем воскрес? Абсолютно чувственный опыт был пережит апостолами и еще тысячами людей, которых учил Иисус. «Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом», — сказал свт. Афанасий Великий. Палама вторит: «Он соединяется и с самими человеческими существованиями, становясь одним телом с нами и делая нас храмом всего Божества».
Дадим еще несколько цитат из о. Иоанна Мейендорфа (он, безусловно, лучше автора этой статьи разбирался в обсуждаемой теме):
«Исихасты не ищут Бога вне себя… но находят Его в себе, в своих собственных телах, поскольку эти тела суть члены единого Тела в силу причастия, возможного благодаря Церкви… Исихастская духовность, следовательно, не является дурным эзотеризмом — она опирается на Павлово понимание человеческого тела как “храма Духа Святого” и “члена Христова”…